Шрифт:
Закладка:
– Я так не могу! – дочь уже рыдала, не пытаясь приглушить тяжёлые всхлипывания, – это моя мама! Я не могуууу! – завывала она.
– Я тебе сказал! – начинал закипать зять, – В моей квартире её не будет! Только попробуй притащить этот испражняющийся труп домой! Я тебе покажу!
Анжела Сергеевна не могла увидеть, но почувствовала, как зять замахнулся. Но потом опустил руку – всё-таки больница: «Испугался! Трус поганый!».
– Так! Слушай меня: когда позвонят из больницы и скажут, что можно забирать – сделаем вид как будто везём домой. А потом тут же отправляем в хоспис! Поняла? Можешь сама выбрать в какой. Я в это лезть не буду. И там делай, что хочешь. Хоть целыми днями сиди в этой богадельни и разминай своей старухе конечности! – спокойно уже говорил зять, – Всё! Домой! И так торчим здесь полдня.
Дочь молчала. Слышны были только редкие всхлипывания. «Подойди ко мне! Дай хоть взглянуть на тебя! – умоляла Анжела Сергеевна. – Не могу тебя обнять, защитить не смогу!». Сердце её билось так, что разрывало грудь на части. Удары заглушали все другие звуки вокруг. «Подойди ко мне, пожалуйста!», – Анжела Сергеевна ощущала, как внутри почти безжизненного тела образуется дыра, пустота. И эта пробоина начинала болеть так, что хотелось выть. Выть как драная собака, которую ради веселья жестокие люди облили кипятком. Истошно голосить как бездомная кошка, у которой утопили всех новорожденных котят. Анжела Сергеевна тонула в боли, захлёбывалась и не могла больше дышать. «Подойди! Дочка! Подойди!», – лишь эти слово крутилось в голове.
Хлопнула дверь. Тишина. Анжела Сергеевна долго лежала с открытыми глазами. Пыталась справиться с болью, сделать вдох. Хотя бы один маленький вдох. Но не могла. Боль разрывала изнутри.
За окном что-то бухнуло. Затем загрохотало, засвистело. Потом снова и снова. Звуки нарастали. Оглушали. Беспрепятственно проникали в больничную палату. К канонаде присоединилось людское «Ура!», счастливое, весёлое, местами пьяное. «Салют! 9 мая!», – пронеслось в голове у Анжелы Сергеевны. Она вновь попыталась сделать вдох… Послышался свист. Он перешёл в хрип. Хрип. Ещё хрип. И всё исчезло! Глаза закрылись…
…в квартире
В квартире было покойно и тихо. Но безмолвие это казалось обычным, житейским: если прислушаться, то можно уловить тиканье часов, урчание холодильника на кухне. Где-то поскрипывал старый паркет, иногда потрескивали отходящие от стен высохшие обои. Анна Павловна ничего этого не слышала – по привычке, в летнее время, она с самого утра уже восседала на любимом балконе. Со второго этажа, где она проживала, можно было легко рассмотреть весь двор, разглядеть лица и даже детали одежды спешащих по делам соседей или просто прохожих.
На балконе проходила большая часть светового дня – и кофе здесь распивалось, и заказы выполнялись. Анна Павловна, хоть и была лет уже так двадцать как на пенсии, но без дела сидеть не любила. То свитер свяжет соседскому мальчику, то брюки подошьёт, то дырку заштопает. Работу такую она любила и выполняла быстро и весьма искусно, вот соседи и знакомые со всего района обращались к ней за помощью. Сарафанное радио выполняло необходимую задачу прекрасно. А Анна Павловна не жаловалась – и помочь может, и денег подзаработать всегда оказывалось кстати. А лишние средства не помешают. Она любила и красивую одежду себе купить, и на баночки-скляночки ничего не жалела. Издалека, видя густую соломенного цвета, почти не тронутую сединой, копну волос, многие принимали её за молодую женщину. Элегантно и женственно выглядеть даже в таком возрасте было для Анны Павловны делом посильным.
Вот и этим летним утром Анна Павловна по традиции уже восседала на балконе. Прямо держа спину, гордо смотря в мир, она неспешно попивала кофе. На часах не было и 9 утра, но в квартире находиться было уже тяжело – душно, жарко. Хотелось почувствовать пьянящую и жизнерадостную прохладу летнего утра. Анна Павловна отставила миниатюрную чашку и принялась за заказ. Неожиданно от работы и повседневных мыслей отвлекли шум, крики и вой сирен специальных машин. Женщина сразу поняла, что случилось нечто необычное – во дворе кружило слишком много зевак и лица их в большинстве своём были незнакомы, вдобавок постоянно подъезжали истерически завывающие машины – скорая помощь, полицейская машина, потом ещё одна полицейская. Двор шумел, гудел и колебался в едином дыхании толпы.
«Что-то определённо произошло! – решила Анна Павловна, – Дааа! Давно их двор перестал быть безопасным местом. Не то, что раньше, когда семилетка мог свободно разгуливать по площадке один, а мать лишь изредка посматривала на него в окно и звала на время обеда. Прошли те времена. Нынче и подростков везде родители сопровождают. Время такое… М-да! И вот у нас в квартире уже двойная входная дверь. А раньше… Можно было дверь на ночь оставить приоткрытой, подложить валик, чтобы она не хлопала, и наслаждайся сквозняком в особо жаркие дни. И ничего! Никто не боялся!», – размышляла Анна Павловна, следя за суетой во дворе. Это ещё она из-за работы своей всех соседей знает, со всеми здоровается. Даже знакома с теми, кто квартиру снимает – они тоже иногда приходят к ней, просят что-то подлатать. А так! Анна Павловна была уверена, что жильцы с 5-го этажа даже не знают, кто живёт на 1-ом. Раньше такого не было. Все жили вместе, дни рождения, проводы, Новые года – всё вместе. Всем подъездом!
Анна Павловна долго наблюдала за происходящим во дворе. Машины то подъезжали, то уезжали. Но народ не расходился, толпа взволнованно бурлила и гудела. «Что же там случилось?!», – не терпелось узнать женщине. Но поймать взглядом в людской массе кого-то знакомого, чтобы остановить и расспросить, не получалось.
Солнце перевалило за полдень, когда Анне Павловне удалось перехватить первые новости. Конечно, было понятно, что произошло нечто страшное. Слухи, разносимые соседями, это подтвердили. Ночью убили девушку. Кто-то со спины воткнул ей острый предмет в шею. Кто и с какой целью – неизвестно. Такие новости дошли до Анны Павловны. Убитую во дворе знали. И Анна Павловна была с ней знакома – девушка как девушка. Лет девятнадцать. Звали Таней. Как вспоминалось, ходила она в рваных джинсах и наушниках. Взрослое поколение соседей недолюбливали Таню. Вела она себя нагло и вызывающе, мало