Шрифт:
Закладка:
Вот мы и вместе, Оленька, одни в этом многолюдном зале. Ты в моем сердце, и я с тобой. Телесное твое присутствие не обязательно. Незримая, ты стоишь возле меня. Ничто не разрушит наш союз. Оленька моя, Оленька, Оленька! Наши души соединены навек, и никто не разлучит нас. Расстояния, разные религии и нации — какая все это ерунда! Федорову стало удивительно спокойно. Одухотворенная атмосфера, царившая среди паломников после долгих дней подготовки и изнуряющих молитв, захватила и Сергея.
Внезапно в церкви вспыхнули тысячи огней. Священники сбросили черные накидки, под которыми засияли одежды красного бархата, расшитые золотом. Звуки музыки и слова молитвы наполняли сердца верующих ощущением просветленности и начала новой жизни.
Глава двадцать четвертая
Андромеда[15]
Через неделю после Пасхи Федоров внезапно получил приказ возвращаться в Россию, где вспыхнули рабочие волнения, ставившие под угрозу существование монархии. Правительство понимало серьезность положения и пыталось как можно скорее прекратить беспорядки. По сравнению с этой задачей слежка за деятельностью российских евреев в Палестине и за строительством железной дороги Яффа — Иерусалим было делом второстепенным. Большинству разведчиков — офицеров тайной полиции — пришлось тогда вернуться на родину. Оказался среди них и Федоров. Неожиданный приказ снял камень с его души.
Самый тяжелый период в жизни Ольги и Иеѓошуа совпал с эпохой больших перемен в России. После отмены крепостного права тысячи крестьян устремились в город на заработки. Переход от рабства к относительной свободе породил неразрешимые социальные проблемы и нарушил вековой образ жизни различных слоев населения. Бывшие крепостные и их потомки пополняли ряды пролетариата, который стал источником революционного брожения и постоянной угрозой дому Романовых. Окрепло революционное движение. Активно действовала и «Народная воля», членами которой были в молодости Иеѓошуа и Ольга, несмотря на почти ежедневные аресты, ссылки и казни ее активистов. Повсюду распространялись листовки с призывами к народовластию. На крупных фабриках вспыхивали забастовки.
Пытаясь справиться с ситуацией, власти пошли на создание легальных рабочих организаций под полным контролем полиции, которые провозглашали своей целью улучшение условий жизни рабочих, не выдвигая, естественно, никаких политических требований. Предполагалось, что сытые рабочие успокоятся и будут менее опасны для существующего строя. Принадлежала эта провокационная идея жандармскому полковнику Сергею Зубатову.
Новое движение возглавила еврейка Маня Вильбушевич — сестра инженера Гедалии Вильбушевича, жившего в Яффе в те же времена, что Ольга и Иеѓошуа. В юности Маня попала в тюрьму за революционную деятельность. Она не выдала своих товарищей даже под пытками. Ею заинтересовался Сергей Зубатов, бывший тогда начальником тюрьмы, и нашел к ней особый подход. Вместо пыток и оскорблений он стал обсуждать с девушкой мировоззренческие вопросы и сам давал ей читать социалистическую литературу. Неопытная энтузиастка без труда попалась в расставленные сети. Более того, хитрому полковнику удалось влюбить в себя молодую революционерку. В конце концов Маня Вильбушевич, не слишком сознавая, что делает, согласилась возглавить рабочее движение, находящееся под крылом тайной полиции. Она искренне стремилась улучшить жизнь рабочих, а Зубатов намеревался с ее помощью получать необходимую информацию.
В апреле 1903 года разразился кишиневский погром. В Кишиневе было убито пятьдесят евреев, ранено около пятисот, разграблены многочисленные дома и лавки. Выдающийся еврейский поэт Хаим Нахман Бялик, побывавший на месте погрома в качестве журналиста, написал тогда свою знаменитую поэму. Публицист Ахад Гаам призвал к созданию организаций самообороны. В числе немногих, кто откликнулся на этот призыв, были члены зубатовской организации, официально имевшие право носить оружие. Кишиневские события потрясли Маню Вильбушевич — в списке женщин, изнасилованных во время погрома, она нашла имена своих знакомых. Одна из них покончила с собой несколько месяцев спустя.
За погромами стоял министр внутренних дел антисемит Вячеслав Плеве. В сентябре 1903 года он объявил зубатовские организации вне закона. В отместку «независимые» решили убить министра. Маню Вильбушевич отправили в Германию доставать деньги и взрывчатку. Во время ее отсутствия полиция арестовала большинство заговорщиков. По возвращении в Россию Маню также ожидал смертный приговор.
Старший брат Мани Гедалия очень опасался за жизнь сестры. Он решил сделать все, чтобы она приехала в Палестину. В Яффе жил еще один брат — Нахум, которого Маня очень любила. Гедалия уговорил Нахума написать Мане, что он очень болен и просит, чтобы она приехала ухаживать за ним.
Нахум, работавший тогда на литейном заводе Лиона Штейна, сделал это.
Как-то раз Ольгу позвали на завод, расположенный в квартале Неве Цедек. Лион Штейн и Ольга знали друг друга давно — их познакомил Марк Штейн, брат Лиона. Она подумала, что речь пойдет об осушении плантаций Хадеры, куда в то время завезли насосы. Однако разговор принял неожиданный оборот. Лион Штейн, чьим компаньоном в свое время был Гедалия Вильбушевич, рассказал, что сестра Гедалии находится в тяжелом положении и ей надо помочь.
«А кто его сестра?» — удивленно спросила Ольга.
«Ее здесь нет. Она революционерка и скрывается в Минске. Сестра Гедалии замешана в заговоре, все участники которого арестованы, кроме нее. Если она попадет в руки полиции, ее казнят. Речь идет о покушении на Плеве».
«Как, на Плеве готовилось покушение?»
«Да, причем большинство заговорщиков евреи. Сестра Гедалии — в их числе. Когда заговор провалился, она попыталась наложить на себя руки. За ней нужен постоянный присмотр. Гедалия хочет привезти сестру сюда. Сама она этому противится, так что, если она окажется здесь, надо будет не только найти ей работу, но и позаботиться, чтобы она вернулась к жизни и взглянула на мир другими глазами. Эта задача тебе по плечу. Ты готова? Я перед Гедалией в неоплатном долгу — в свое время он спас мой завод. Сейчас он вернулся в Россию из-за болезни жены. Я обязан ему помочь и надеюсь, что Гедалия с женой когда-нибудь возвратятся в наши края. У Вильбушевичей есть еще один брат, Нахум. Маня думает, что ее приезд в Палестину вызван необходимостью за ним ухаживать — Гедалия сказал ей, что он болен. Нахум здоров, но сестра с ее душевными бурями и перепадами настроения станет для него слишком тяжкой ношей. Это, знаешь ли, революционерка милостью Божьей — дважды она уже покушалась на чужую жизнь и один раз на свою. С ней нужно невероятное терпение. Я расcчитываю на твое душевное тепло и поддержку, иначе от юной Вильбушевич можно ожидать чего