— То есть Вы всё сделали, потом пришли эти и начали выкачивать заложенные в проекте инвестиции, ничего при этом не вкладывая — разве что для видимости раздавая подачки под видом благотворительности…

— Я тебе больше скажу о всей этой приватизации: если бы мы тогда не построили, что бы они сейчас воровали? Им бы воровать нечего было. А вкалывали, ни дня, ни ночи покоя не было. Что досталось нашему поколению? Война досталась — в детстве. Детства у нас вообще не было. Учёба была в фуфайке. Благо, что стипендия была 395 рублей — на нее можно было жить. А работа была — в деревню глухую попал, ни дорог, ничего. Амнистия была — бандюги съехались. Помню, сидим мы в 1957 году — прибегает уборщица: там возле клуба голову отрубили. Приходим — и правда: лежит тело, а метрах в трех — голова, лысая такая. Один бандюга другому отрубил голову. Приехал участковый, пошли на поиски, я участковому говорю: “Ты подожди, кого-то поставь рядом, а то собаки голову утянут — нам потом будет с тобой”. Он одному: “Ты стой тут!”, — а тот: “Я боюсь…” Пришли в общежитие, где жил этот убийца. Народа набилась целая комната, и вдруг дверь открывается и входит мужик с этим окровавленным топором на плече. Все чуть стенку на улицу задницами не выдавили. А он говорит: “Я уже никого не буду, не бойтесь…”

— То есть он пришел сдаваться?

— Да, пришел сдаваться властям. А что у них произошло? Два вора, два бандита, по амнистии меня заставили взять их на работу. Я до сих пор помню — Колков фамилия его, этого бандюги — два брата их было. Они поспорили: кто из них больше вор. И поехали в воскресный день в Донецк — тут в поселке они никого не трогали. Поехали туда, состязались, и вот один проспорил другому — меньше украл за этот день. Тот взял топор и голову ему отрубил. Так это же всё пришлось пережить. А дальше? Сплошная работа, где ни дня, ни ночи покоя не было, всё время с колоссальным напряжением, под прессом. А что мы видели в жизни? Кроме работы ничего. Правда работали, создавали, чего-то достигали, и тут на безопасности что-то сделали. Я всё это веду к тому, что мы обеспечили развитие этих районов. Ведь в Шахтёрске тоже, кроме угля, ничего не было. Но в шахтах работало 400 женщин. Меня все время за это пытались наказать. А депутатом Верховного Совета СССР от Шахтёрска и Енакиево был космонавт Береговой Георгий Тимофеевич. Мы ему записали в наказ: построить в Шахтёрске швейно-трикотажную фабрику. И он добился построить фабрику на 3 тыс. работников. Привлекли шахтостроителей — построили эту фабрику. Правда, ни одна женщина с шахты не пошла туда работать. Пришлось построить еще профтехучилище для девчушек. Потом, при капитализме, всё это ликвидировали, но тогда шло активное развитие, активное строительство всего. В том же Кировске мне довелось построить профтехучилище для подготовки шахтеров. И я планировал на базе него сделать техникум и затем филиал института, чтобы иметь свои кадры. А потом этот удар перехода к рынку, к этому капитализму, развалу Союза — и, конечно, это чрезвычайно обидно видеть. А теперь докатились и до войны. Тем более что все эти бои попали в район Кировска. Вот “Коммунарская”, где по телевидению показывали, что нашли трупы, — она тоже входила в состав “Октябрьуголь”. Там чем интересна шахта — прошли диагонально-наклонный ствол, положили на него конвейер, этот ствол вышел в центр запасов, а погрузочная площадка на поверхности осталась старая. И вот показывали, где шахтеры по конвейеру едут — это все тоже довелось строить. Так что обидно, что всё, что создавалось таким непомерным трудом, теперь подвергается уничтожению.

— Даже из того, что Вы рассказали, становится ясно, что в Донбассе был построен уникальный промышленный комплекс, который создавался всем Союзом и сам себя обеспечивал.

— Что касается самодостаточности. Надо ведь было кормить народ. У нас были ОРСы. У них на откорме было 3 тыс. голов свиней. Как где проблема — в том же Кировске — 100 голов отвезли на мясокомбинат, мясо получили и проблему закрыли. Но тогда свинина в магазине стоила 1 руб. 80 коп., а нам она обходилась в 5 руб. 60 коп. А дотация за счет чего? Одну шахту закрыли — № 24, как раз рядом с “Коммунарской”, и на базе этой шахты сделали маленький заводик по производству безалкогольных напитков, т. е. “Ситро”, “Квас” и т. д. А надо сказать, что в Донбассе с водой величайшая проблема, особенно летом. И доходы от этого “Ситро” полностью покрывали убытки от свиноводства. Зачем мне как начальнику комбината было этим заниматься? Но это действительно было самодостаточное хозяйство. Но опять-таки подчеркиваю: всё это было планово, все это было с позиций интересов государства — но не с позиций интересов Ахметова. Вот тот же “Комсомолец Донбасса” — я хотел сказать, почему обида. Было 25 лет шахте — хоть бы чёрт, дьявол пригласил. Я бы, конечно, не поехал… А основа в проекте заложена надежная.

— А как Вы перешли на работу в Госгортехнадзор?

— В свое время зав. угольного отдела обкома партии Тарасенко Василий Константинович, умнейший, порядочнейший человек, звонит — мы тебя записали в резерв на начальника управления Донецкого округа Госгортехнадзора. Я говорю: «Ну, зачем, это ж такая должность, что там всегда можно быть виноватым». Это было в 1972 году. Происходит какая-то авария, моего предшественника снимают, и меня переводят с начальника комбината начальником округа. Но чтобы заниматься безопасностью, нужно было преодолеть большой психологический барьер. Ведь мы привыкли к тому, чтобы давать больше — то, что было добыто сверх плана, уже сгорело. Нам говорили: “Давай еще!” А тут нужно было останавливать, надо было запрещать. А в подкорке давило — как же это потом восполнить?

— То есть любое выявленное нарушение безопасности — и шахта останавливалась?

— А еще хуже не остановить — произойдет авария. И я заметил: когда в Донбассе происходили крупные катастрофы — в целом по региону происходило падение добычи тысяч на 20–30 в сутки. И потом эти потери не восстанавливались. Потому что после катастрофы более активно работали надзорные органы и более осторожно начинали работать сами производственники. Так что не простая это работа. Практически не было ни одного выходного дня: то тут авария, то там неполадка. Я проработал в Донецком округе с 1972 до 1979 года, и это была колоссальная школа. Там было много