— Вполне, малыш. Но я тоже еду с тобой.

Подходы к дому тридцать три на улице Тюрен были действительно перекрыты. Мишель Коэн и его подчиненные показали свои пропуска полицейским, стоявшим у входа в здание, и их почтительно пропустили.

— Здесь код, — заметил Нико. — Либо убийца его знал, либо ему открыли. Дом престижный. Значит, Хлоэ Барт не из бедных. Кривен, попроси своих ребят начать опрашивать соседей.

Майор Кривен отделился от группы и пошел передавать распоряжение шефа. Остальные поднялись к квартире Хлоэ Барт. Перед дверью стоял полицейский. Он позвал Шрейбера, и тот незамедлительно появился. Ему было под тридцать, матовая кожа и волосы как вороново крыло, держался он свободно и производил приятное впечатление.

— Дивизионный комиссар Сирски? — спросил он.

— Да, я, — ответил Нико и представил остальных.

На Шрейбера явно произвело впечатление присутствие заместителя директора парижской Уголовной полиции, что говорило о серьезности ситуации.

— Там внутри зрелище не из приятных, — начал объяснять лейтенант. — Муж и подруга натоптали вокруг жертвы и до того, как приехала полиция, трогали ее и… Я сделал все, что мог…

— У вас отличная реакция, лейтенант Шрейбер, — похвалил его Коэн.

Щеки лейтенанта слегка порозовели. Нико решил пройти в квартиру, и Шрейбер показал им дорогу. В прихожей стоял комод с выдвинутым верхним ящиком.

— Так и было? — спросил Нико, указывая пальцем на комод красного дерева эпохи Реставрации.

— Да, — ответил Шрейбер. — Комнаты справа от вас. Слева — кухня и гостиная. Хотите сначала увидеть жертву?

— Хотим, — проговорил Нико.

Они прошли мимо кухни и сделали вид, что не заметили, что там происходило. Подруга Хлоэ Барт лежала на носилках, вокруг нее хлопотали врачи скорой помощи: кислород, шприцы, пузырьки с лекарствами и все такое прочее. Полицейский поддерживал смертельно бледного мужа, который еле держался на ногах, — он был в шоковом состоянии. Вошли в гостиную. Почти стометровая комната была восхитительна. Дубовый паркет и девственно-белые стены подчеркивали явное увлечение хозяев современным искусством. Итальянские диваны, полированная мебель, элегантные ковры и современная живопись — все дышало достатком. Овальный стол со столешницей из матового стекла, вокруг которого могла разместиться дюжина гостей, выдавал любовь семейства Барт устраивать приемы.

Жертва лежала у этого стола, на спине, в том же самом положении, в котором была найдена Мари-Элен Жори. Теперь стало очевидно: дело приобретало иное измерение. Руки были подтянуты вверх веревкой, намотанной на запястья и закрепленной на ножке стола. Нико и Доминик Крейс одновременно опустились на корточки — обычная поза, они так лучше представляли себе сцену убийства. Другие предпочитали хранить некоторую дистанцию. Все молчали, как будто представшая перед ними ужасающая картина лишила их дара речи.

— Это серийный убийца, — заявил наконец Нико. — Обряд воспроизведен один к одному.

— Вещи молодой женщины сложены там, — вмешалась Доминик Крейс. — А туфли… вы видели? Аккуратненько поставлены под стулом! Убийца настоящий перфекционист. Все должно быть в порядке, это — часть предлагаемой им мизансцены. Уверена, что этот тип следит за собой и у него все должно быть как надо, в квартире, наверное, идеальный порядок.

— Жертву сначала били плеткой, потом ударили кинжалом, как это было с Жори, — продолжил Нико. — Молочные железы ампутированы, а на их место имплантированы…

Магнитофон Пьера Видаля, третьего из группы Кривена, работал и записывал комментарии полицейского.

— Смерти серийному убийце недостаточно, — уточнила мадемуазель Крейс. — Подобный тип старается найти оригинальное средство вызвать не простое страдание, а такое, которое не может прийти в голову никому другому. Его добыча просто объект. Жалости он не испытывает, но его снедает властная необходимость причинять страдание. Ампутация молочных желез означает еще большую дегуманизацию. Это важный признак, который и на этот раз снова отсылает нас к образу матери. Человек наверняка пережил травму в детстве, и она лежит в основе его поведения.

— Груди… здесь что-то не вяжется, — проговорил Нико. — Не могу точно сказать, но цвет кожи другой… Не могу сказать, но что-то тут не так.

— Может быть, это молочные железы Мари-Элен Жори? — высказал предположение Коэн.

— Возможно. Нам скажет это медицинский эксперт. Не понимаю только, что это может значить.

— Женщины похожи друг на друга, комиссар, значит, есть некий основной тип, — высказала предположение Доминик Крейс. — Может быть, такой была его мать в этом же возрасте… Он пережил из-за нее жестокое унижение и теперь платит за него по доверенности. Исходя из ситуации, можно такое предположить.

— Тогда получается, что выбор жертвы не имеет никаких связей ни с социальной, ни с профессиональной средой, в которой живет преступник, и с его семейными связями тоже, — подвел итог Нико. — Он просто ищет жертву, напоминающую ему мать. А это во много раз усложняет расследование. Веревки вроде похожи на те, что были использованы в прошлый раз…

Мадемуазель Крейс утвердительно кивнула и поднялась, разминая затекшие ноги.

— Мы ничего не упустили, Мишель? — спросил Нико.

— Да нет, вроде все, — подтвердил заместитель директора Уголовной полиции Парижа.

— Теперь твоя очередь, Видаль, — скомандовал Нико. — Рост и Кривен, вы опрашиваете свидетелей и отпускаете их. Ну что, осматриваем квартиру? — обратился Нико к Мишелю Коэну.

Пьер Видаль протянул им перчатки, и каждый принялся за свое дело.

Обстановка в кухне была просто невыносимой.

— Подруге жертвы внутривенно ввели валиум, — объяснил врач скорой помощи. — Она не в состоянии отвечать на вопросы. С мужем — не лучше. Он не захотел ничего принимать, но он очень плох. И дальше лучше не будет, насколько я понимаю. Что нам надо делать?

— На минутку оставьте нас с ними, а потом увозите, — ответил Жан-Мари Рост, — Думаю, будет лучше, если они проведут ночь в больнице. У подруги жертвы есть родственники? Их предупредили?

— Ее зовут Анн Рекордон. Нет, еще не звонили.

— Позвоните мужу. У нее на пальце обручальное кольцо, — приказал комиссар.

Врачи скорой помощи и полицейский вышли из кухни. Рост и Кривен остались наедине со свидетелями. Рост наклонился к молодой женщине, майор предложил стул мужу жертвы.

— Вас зовут Грегори Барт? — задал первый вопрос Кривен и положил руку на поникшее плечо молодого человека. — Я бригадный комиссар Уголовной полиции Парижа. То, что произошло, это… невозможно… Мой долг воспрепятствовать тому, чтобы это повторилось. Слышите меня? Мне нужна ваша помощь. Все, что вы сможете сказать, окажет неоценимую помощь следствию. Месье Барт?..

Мужчина повернулся наконец к полицейскому и взглянул на него. В глазах его застыла пустота, а черты лица были просто неузнаваемы. Кривен вздрогнул.

— Месье Барт, — чуть слышно повторил майор.