«Краш! Краш!» — он выкликает вороненка,

Краш отозвался, каркнул и летит.

Вот он у края крыши, к нам поближе,

Разинув клюв, орет на целый свет:

«Я гостя твоего боюсь. Лети же

Ко мне! Скорей! Я есть хочу, поэт!»

Слежу за их беседой удивленно.

Будь это попугай или орел,

А то сидит на дереве ворона,

Но звонкий ключ и к ней поэт нашел.

Огромны буквы, и прочны страницы

Его веселых разноцветных книг,

А можно написать об этой птице

И покорить читателей своих.

Известен он потомству, то есть детям,

Заботиться о славе ни к чему,

И вот — такое мы нечасто встретим —

Летит ворона на руку к нему.

Перелиняв, Краш исчез. Мы не знали, что и думать. Горевали, надеялись, что ничего плохого с ним не случилось…

Через несколько дней появился как ни в чем не бывало. Прожил несколько дней и опять исчез. Мы уже меньше волновались, поняли, что он вырос. Хочет быть самостоятельным. Снова возвратился, и нам показалось, что не один. Словно бы ожидая его, на дереве постоянно дежурила еще одна ворона. На третий раз он исчез окончательно. На следующий год летала ворона, летала над нами, словно узнавая, — но не спустилась. Нам хотелось думать, что это наш Краш.

VII

«Ваша братия любит такие занятия»

Когда мы покупали дом, вокруг нас были сплошные поля, куда мы ходили на прогулку с собаками. Мы так привыкли к такому вольному житью, что, когда однажды увидели завезенные на поле строительные конструкции, впали в уныние. Вскоре появился первый пятиэтажный дом (и, увы, не последний). Теперь вместо деревьев и поля перед нашими окнами возник городской пейзаж.

Утешало лишь то, что зимой это не особенно заметно. Зато с наступлением весны наш дом «переезжал на дачу», как говорил вечный оптимист Борис. Это означало, что дома-коробки, всю зиму глядевшие на нас свысока, постепенно исчезают за занавесом из свежераспустившейся листвы. И этот занавес, с каждым днем становясь все плотнее, постепенно скрывает нас от подступившего так близко города.

Борис, следуя логике затасканного анекдота, в котором дается совет, что делать, если с вами случится некая неприятность (напомню: нужно расслабиться и по возможности получить от этого удовольствие), тут же решил получить удовольствие (хотя расслабиться при этом ему не удалось, а скорее наоборот): проложить от нового дома газовую трассу. Это был 1978 год. Нам надоело отапливаться углем, и хотя позднее мы перешли на солярку, с нею было ничуть не легче, так как приходилось завозить ее по тонне в месяц.

Ближайшие соседи присоединились к нам, но вся тяжесть оформления бумаг и осуществления этого проекта легла на Бориса как инициатора и наиболее заинтересованного. Я, как могла, помогала. Чтобы ускорить дело, мы сами привозили и увозили землемеров, кормили и поили землекопов и сварщиков. За это время наездили 800 километров! Вот где пригодились мои шоферские навыки. Даже сами «опрессовывали» трассу.

Для тех, кто впервые столкнулся с таким термином, попытаюсь своими словами рассказать, как и зачем мы это делали.

Опрессовку делают для того, чтобы убедиться, что трасса не будет выпускать газ, где не надо. Должна приехать специальная машина, накачать в трубы воздух до определенного давления, и если манометр не покажет падение давления, значит, можно и газ пускать.

Но, на нашу беду, такая машина сломалась, — значит, долгожданный пуск газа откладывался на неопределенное время. А на носу осень. И тут Борис проявил совершенно необыкновенную изобретательность. Он прикатил электрический компрессор (даже такая электрическая штука оказалась у него), ввинтил манометр, который тоже нашелся в его хозяйстве, и мы начали накачивать воздух. Наш бедный компрессор, которым до этого накачивали только автомобильные камеры, страшно раскипятился, неприспособленный к такой нагрузке. Пришлось остужать его пыл мокрыми тряпками. Вызванные к этому моменту специалисты, подивившись техническому гению и находчивости хозяина, приняли трассу, и к осени у нас был пущен газ.

Уф! Я чувствую, что для описания всей процедуры не хватает технического гения нашей соседки Лели, которая вместо этого длинного описания сказала бы свое любимое слово, заменяющее ей все трудные термины: фердупела — и все стало бы ясно!

Кстати, именно сейчас я обязана рассказать о тайном пристрастии Бориса к слесарному делу. Он просто искал случай, чтобы нарезать, согнуть, свинтить или соединить трубы между собой или хоть с манометром, если это для чего-нибудь нужно, но если даже не нужно, то на даче всегда можно придумать такую работу. Например, устроить удобную разводку воды для полива сада, что совсем не просто: Конечно, кажется, что тирлимбомбомкать легко, — сказал Пятачок про себя, — но далеко не каждый и с этим сумеет справиться!

В сарае хранятся в идеальном порядке все «фердупелы», необходимые для подобных работ. Чтобы не показаться невежественной, замечу, что я рядом с ним научилась отличать метчик от плашки, тиски от прижима, гаечный ключ от отвертки, — так что не особенно ошибалась, когда помогала мужу.

Чего только у него нет!

Дрели, рубанок и пила — конечно, электрические, — сверла всех размеров, сварочные пистолеты, зарядные устройства для автомобиля, компрессор, вольтметры, генератор для подачи электричества на случай отключения, паяльные лампы. И все это не просто лежало, а работало.

Строчки из его стихотворения «Муравей» словно бы про него:

А главное,

Ваша братия

Любит

Такие занятия!

О чем говорят книги

Из моего дневника:

30 августа 1994 года. Сегодня Борис сказал, что его заинтересовало объявление в «Книжном обозрении»: можно приобрести Британскую энциклопедию. «Подумал: поздно только…» — печально добавил он.

Всю жизнь он собирал книги, но все его библиотеки разными, неисповедимыми путями пропадали.

Из его записок: Тут приложили руку и мачехи (особенно последняя), и две войны. И, конечно, — жены.

Словом, при мне он начал (уже в который раз!) собирать библиотеку заново. На сегодняшний день вдоль стен в кабинете расположилось 60 книжных полок, включая книжный шкаф.

Самое большое место занимают разнообразные словари: 10 полок только в его кабинете. А сколько еще справочной литературы наверху, в светелке! Жизнь животных, зоология, биология; справочники по грибам, рыбам, по математике и астрономии, компьютеру. И, конечно, «добрый старый Брем», с которым он никогда не разлучался. Используя в своих сочинениях данные науки, всегда,