Шрифт:
Закладка:
К счастью, ему хватило ума не оправдываться и не лгать.
— Это не самая красивая часть рассказа, — предупредила я.
— И все равно... Когда ты узнала? Почему Мисюров...
— Все началось там же. Под дверью твоей квартиры. Я просидела на полу три или четыре часа. Уже не помню, сколько точно. Потом, бросив чемодан, помчалась в аэропорт. — Губы пересохли и, быстро облизав их, я продолжила: — Не знаю, что это был за порыв. Наверное, акт отчаяния. К сожалению, ни по дороге, ни в самом аэропорту разум ко мне не вернулся. Твой самолет улетел, а я все равно потребовала, чтобы меня пропустили в зону посадки. Плакала, умоляла, дралась. А когда попробовала прорваться сквозь турникет, охрана вызвала полицию и меня увезли в участок.
— Твари... — сквозь зубы прорычал Денис и сжал кулаки так сильно, что они слились по цвету с белыми манжетами рубашки.
— Это слово я тоже кричала, — кивнула. — В общем, не знаю, чем бы все закончилось, но к приезду отца мне стало так плохо, что из камеры меня на скорой отвезли в больницу. А там довольно быстро нашли причину плаксивости и нервозности.
— Беременность. — Денис взглянул на меня так, словно его сейчас пытали.
— Да. Три недели. К несчастью, отец узнал об этом в тот же миг, что и я. Он вошел в палату, когда врач сообщал радостную новость.
— И он отдал тебя Мисюрову?..
— Наверное, если бы все случилось именно так, я бы еще смогла сбежать. Но папа привык действовать иначе. Он отдал меня своей охране. И договорился в одном очень дорогом частном центре, чтобы его дочке сделали аборт.
— Но Тимур... — Денис не смог договорить. Кадык дернулся, и он замолчал.
— Тима спас Слава. — Сейчас это звучало смешно. — Я не успела даже обуться, как меня втолкнули в машину и увезли в медицинский центр. А там все завертелось еще быстрее. Анализы, осмотр, узи. Улыбающийся доктор с холодными глазами. И таблетки. Учитывая ранний срок, хватило бы и их. Но в самый последний момент в палату ворвался Слава. Он выкинул таблетки в окно. Вышвырнул врача за дверь. И сам позвонил моему отцу.
— Гребаный рыцарь.
Денис все же не выдержал. Встал с кресла. Подхватил меня на руки и прижал к груди.
— На тот момент он и правда казался рыцарем... — От этой безумной, неожиданной реакции у меня в горле словно ком образовался.
— Мисюров заставил тебя выйти за него замуж? Шантажировал беременностью?
— Я была в таком состоянии, что готова была хоть замуж, хоть в тюрьму. Куда угодно, лишь бы нас с малышом оставили в покое. Но отец согласился на брак. А после остались лишь детали. Скрыть беременность. Расписаться. Родить за границей, чтобы никто не узнал дату родов… — Я икнула. — И перестать каждый день набирать твой номер, словно еще можно что-то изменить.
Денис
За год в тюрьме я успел испытать весь спектр отрицательных эмоций. От ненависти до отчаяния. Но то, что чувствовал сейчас, не шло ни в какое сравнение с прошлым опытом.
Это была ярость в квадрате и ненависть в кубе. От них хотелось убивать. Крошить всех и все на своем пути. И проклинать самого себя.
Девять лет назад непросто было поверить, что Елена меня не дождалась. Что всего за какой-то год смогла полюбить другого, выйти за него замуж и родить ребенка.
Я чуть не прибил своего осведомителя, когда тот сообщил о свадьбе. Послал его к черту. А, освободившись, сам, не доверяя никому, нашел роддом и проверил все даты.
Крыша едва не съехала тогда от злости. Год жил лишь тем, что увижу ее, обниму, заберу подальше от уродов, которые бросили меня за решетку и разлучили нас.
Елена была только моей. Самой лучшей. Самой настоящей. Девчонка с голубыми глазами. Принцесса.
Я, как одержимый, засыпал и просыпался с мыслью о ней. А оказалось, что все это время рядом с любимой был другой. Обнимал ее, целовал, присваивал... Строил с ней такую жизнь, о которой я даже подумать не успел за наши короткие два месяца.
Ума не приложу, как не сел снова. Только уже не за выдуманное преступление, а за настоящее — за убийство.
Руки чесались свернуть шею Мисюрову. Месть превратилась в смысл жизни. Ни есть, ни спать не смог, пока не выяснил, где живет этот гад. И лишь когда явился к калитке семейного гнездышка, отпустило.
Увидел их вместе. Принцессу свою с коляской. Бледную, но счастливую. С робкой улыбкой, фирменной. И молодого папашку с орущим свертком в руках.
Обуглилось все внутри от этой картины. И чесотка моя, и злость выгорели. Парочка с коляской давно прошла мимо, а я час стоял за деревом, как идиот. Заново учился втягивать в легкие воздух. Мысленно рвал все связи. И клялся забыть.
Костя со своим безумным проектом тогда буквально спас меня. Голова была занята делами в режиме «двадцать четыре на семь». Пропадал то перед компьютером вместе с этим гением, то на переговорах. Когда дела в гору пошли, после первой же крупной сделки нанял проститутку и изменил своей Елене.
Казалось бы, свободен, никому не должен. Без кольца и свидетельства о браке. Но трахал ее и чувствовал себя предателем. Много месяцев провел без женщины, а получил свое — и стало мерзко.
Хоть к мозгоправу записывайся или начинай пить. Если бы не Костя, я бы, наверное, начал. Однако за одним проектом стартовал другой. Потом третий. Жизнь вернулась в прежнюю колею.
Со временем даже стали появляться женщины. Красивые, холеные. Теперь только мои. В груди почти не екало. И не придумай пиарщик идею с лицом «Империала», вероятно, я бы отпустил... вытравил из памяти сладкие картинки: девчонку с голубыми глазами, мою внезапную любовь. И дикий страх потерять это счастье.
Если бы не дурацкая рекламная кампания, я никогда бы не увидел свою княжну. И не узнал правду.
***
Голова взрывалась от мыслей. Елена рассказывала, как набирала мой номер до самых родов. Как пряталась в туалете, чтобы Мисюров или отец не застукали ее, а мне орать хотелось.
Держал ее в объятиях, такую красивую, легкую, плачущую, и чуть не выл.
Десять лет жизни.
Все детство сына.
— Девочка моя, родная... — Поцелуями стирал соленые капли с ее щек. — Хорошая моя...
Стискивал так, словно боялся, что опять отнимут.
— Ты не представляешь, что я пережила. — Лену потряхивало. — Папа до самых родов уговаривал избавиться от ребенка. Отдать в детдом. Обещал, что простит. Будто это не его внук, с ножками и ручками, а бракованный щенок. Слава и на день боялся оставить меня одну. Не доверял ни мне, ни отцу.
— Я не знал, клянусь. Даже подумать не мог.
Мои ладони скользили по гибкому телу. Изучали заново каждый сантиметр.
— Я бы простила твое предательство и побег. Я бы все тебе простила, если бы ты вернулся. За мной и Тимом.
