— Место, ты говоришь, для посторонних гиблое? Будем надеяться, что таковым оно для чужих и останется и желание сюда захаживать ни у кого не возникнет. Владей им, Пашка. Может когда и меня вспомнишь добрым словом…

Павел, обалдевший в начале от подвалившего не с того не с чего счастья, вдруг стал хмурым.

— Что-то я тебя не пойму… Что ты имеешь в виду под словом вспомнишь? Мы же, вроде как, вместе? — Роман, похлопал обескураженного друга по плечу.

— Хорош дуться как красна девица. Понятно, что мы пока вместе, просто потом я должен буду уйти, а вернусь или нет — не знаю.

Чавкая в грязи берцами, по напитавшей в себя дождевой воды земле до Сталкерской стоянки дошли одним переходом и, передохнув пол часа, двинулись дальше. Теперь первым шёл Першинг, указывая самый короткий путь. В дороге несколько раз видели кабанов, но они были далеко, поэтому без особых проблем уже к вечеру добрались до убежища Павла. Замаскированно оно было идеально. Даже опытный следопыт прошёл бы мимо него, так ничего и не заметив. Поплутав среди куч искорёженной техники, они подошли к одной, из которой торчал лёжа на боку край остова, неизвестно откуда здесь взявшегося автобуса. Павел влез на него, открыл вверх водительскую дверь и, помахав Роману рукой, крикнул.

— Прошу в мою обитель, — и скрылся внутри.

Роману ничего не оставалось, как последовать за ним, спустившись по железной лесенке на дно или, точнее, служившим таковым другой бок автобуса. Сам автобус служил лишь тамбуром. Паша, заблокировав люк, прошёл в дальний угол своего импровизированного коридора туда, где был вырезан ещё один люк, миновав который они попали в, приличных размеров, бетонное помещение. Загорелась лампа «летучая мышь» и Роман смог осмотреть убежище. Для бетонного подвала тут было довольно комфортно. Павел на свой лад постарался создать некое подобие уюта, конечно, в его Сталкерском понимании. На бетонном полу лежала большая шкура, принадлежавшая не понятно какому зверю. На ней стоял грубой работы, но добротный крепкий стол. В углу помещения из дикого камня был сложен не большой камин. Видимо в промозглые дождливые вечера, которым и этот был не исключением, он давал тепло и дополнительное освещение. Пару кроватей, так же сработанных из дерева, расположились по углам комнаты. Стены занимали множество полок со всякими мелочами, а на каминной полке красовалась винная коллекция Павла. Он ей очень гордился, так как добыть в неё новый экземпляр, кроме производимого местными умельцами пойла, было очень сложно.

— Как тебе моё жилище? — ожидаемые похвалы были получены и довольный Першинг пошёл разжигать камин.

— Пашка! А ты не боишься, что дымом засветишь своё логово? — он словно ждал этого вопроса.

— Я над этим камином почти два года ишачил. Не над ним самим, конечно, а над дымоходом. Пришлось почти семьдесят метров труб под кучами протянуть, так что дым от него в дальней куче железа выходит, и даже днём его, практически, заметить невозможно, разве что унюхать.

Роман, усаживаясь к столу на мощный табурет, подытожил.

— Оказывается, у Пашки Першинга инженерный склад ума, а то я, грешным делом, подумал, что ты только болтать без перекуров можешь, да водку вёдрами кушать.

— И водку кушать тоже, — ответил Першинг и громко захохотал.

В камине приятно потрескивали дрова. На натянутой возле огня верёвке подсыхала промокшая от уличной мороси одежда. За столом, накрытом по-простому, сидели два немного захмелевшие Сталкера.

— Ромыч! Давай на чистоту поговорим?

— Давай…

— Вот прямо на чистоту, без всяких этих долбаных загадок и тайн.

— Давай, — опять согласился Роман.

— Ты заметь, — продолжил Паша. — Я у тебя всю дорогу ничего не расспрашивал…

— Вот поэтому весь день дождь и полевал.

— Почему? — не понял Першинг.

— Потому что ты не трындел как обычно, а молчал.

— Прекрати передёргивать, я серьёзно поговорить хочу.

— Ну так говори…

— Вот я и говорю, а ты меня перебиваешь… обидно. Даже как-то сразу напиться хочется.

Роман поднял кружку.

— Я тебе лучше вариант предлагаю… Сначала поговори, а потом напейся.

— Вот это ты правильно сказал, — согласился Павел. — А теперь смотри… Как так может быть, ты в Зону, вернее, в эту нашу Зону Отчуждения, пришёл из 2017. Сейчас 2057, а жил в ней, в нашей Зоне, в 1930? — и, не дожидаясь ответа Романа, продолжил. — Нет… то, что это всё правда я уже ничуть не сомневаюсь. Сам всё видел своими собственными глазами. Просто если ты так спокойно по временам бродишь, псина у тебя ручная вон какая, аномалии чувствуешь лучше всякого прибора, мутантов не боишься… Значит выходит ты один из них?

— Из кого из них?

— Ну из этих инженеров, по-нашему проводников или призраков?

— И много ты таких инженеров знаешь?

— Ты что, совсем очумел… Знаю я только тебя, но такие как ты есть ещё, а вот сколько сказать не могу, но со слов других Сталкерюг, с дюжину таких как ты в Зоне точно есть. Ведь все они, про кого байки у костра травят, и в баре под стакан горькой, типа чёрный Сталкер, Семецкий которого убивают, убивают, да всё никак добить не могут, ну и так далее… Они, то есть вы и есть…? Обалдеть… Мой напарник Проводник.

— Обалдевать, Паша, рано. Я тоже думаю, что меня сделали одним из них, но я об этом никого не просил. И как пользоваться всем этим добром, которое мне привалило, не имею не малейшего представления, и именно в этом дерьме пытаюсь сейчас разобраться. Так что интересных историй в свою копилку от меня можешь не ждать, а если есть у тебя желание, лучше помоги мне побыстрее в этом разобраться.

— Вот я тебе и помогаю. Прикинь, какая интересная штука получается… Все знают, что после большого, в смысле, после большого выброса, никто из Зоны Отчуждения выбраться из неё не может, а те, кто пытались, попадали в телепорты и оказывались опять в Зоне, только хрен его знает где. И во временные петли, через эти же телепорты попадали, но максимум на неделю назад…

— И что?

— А то… Сам смотри, Сталкеров всякие мутанты жрут, аномалии убивают, да и между собой в грызне десятками друг друга валят. Вот я и прикинул, что спустя столько лет, Зона уже должна пустой стоять, я имею в виду обезлюдить, но понимаешь какая хреновина получается, меньше нашего брата Сталкера в ней почему-то не становится. У кого не спросишь, как попал сюда, никто толком ответить не