— Серьёзно? — иду я ва-банк. — Это кто такое про Цвета сморозил? Пеша Богданович, что ли? Или Парашютист? Что-то ты, уважаемый король, сам не догоняешь. Выпал ты из актуального контекста.

Делать нечего. Владимир Иванович, кагэбэшник местный, похоже след потерял. Так что выкручиваться самому придётся.

— Ты насмешил, — продолжаю я уверенно, — Блин, оторвался ты от жизни в своих европах. Паша Цвет через год всей Сибирью владеть будет. Ему от этих пятнадцати тысяч, что ты у него забрать хочешь, ни горячо, ни холодно... Кто его за эти бабки дёрнуть может? А ты продолжишь с недоумками, вроде Сергача дела делать. Только дел с ними уже не будет. Все дела будут у Цвета. И желающие с ним работать выстроятся в очередь от Кёника до Владика. И где ты окажешься в этой очереди? Не там, где Никола Питерский предложил у тех же самых классиков?

Взгляд Кена становится очень злым, кажущееся радушие испаряется, но меня он не перебивает, а внимательно слушает, гоняя желваки.

— А баба… — качаю я головой. — Ты хоть знаешь, что это за баба? Мудрец, в натуре. Да тебя за неё на ремни порежут. Плюс три расстрела и повешенье. И мусора твоего за бубенцы подвесят. Ну его, считай и так подвесили уже. Не знал, что он под колпаком?

— Ты чё несёшь! — не выдерживает Кен. — Какого мусора?

— Да вот этого, — показываю я пальцем на Артурса Брезиньша. — Его. Ты думал, у тебя всё схвачено и круче ментов нет никого? Считай, его лично Пуго к ногтю прижал.

— Кто? — презрительно щурится он.

— Ваш будущий царь-батюшка. Вот кто. Как ты здесь дела делаешь, если таких вещей не знаешь? Спрашивай, в принципе, я проконсультирую.

Держусь я совершенно не так, как он ожидает и говорю вещи, о которых и знать-то не должен. Это его обескураживает и, вероятно, только поэтому он ещё слушает меня. Хочет разобраться с феноменом, так сказать.

— Откуда ты знаешь, что он мусор? — раздражённо спрашивает Кен.

— Во-первых, это все знают. А во-вторых, об этом хорошо знают и на улице Фридриха Энгельса. И меня знают. А тебя — вообще, как облупленного. Поэтому, предлагаю от разведки боем перейти к рукопожатиям. Я забираю деньги и девушку, и ты везёшь меня в отель. Мы пьём кофе с Рижским бальзамом и заключаем договор о мире и экономическом сотрудничестве. Не только об экономическом, конечно, ещё и о криминальном. А про Пешу забудь. Мелкая фигура. Где ты выкопал его, вообще, динозавра этого?

— Ладно, — кивает Кен. — Побалагурили и хватит. Харэ. Речь была яркой и смешной, но хватит развлекаться. Пора и дело делать. Не убедил ты меня. Поэтому амба тебе…

Шум в коридоре становится ощутимо сильнее. Кен оборачивается к двери и в этот момент раздаётся звук выстрела. Он резко поворачивается и идёт к другой двери, той из которой пришёл, но она распахивается и в неё вбегают спецназовцы с автоматами. И с обратной стороны происходит то же самое.

— А ведь я давал тебе шанс, — развожу я руками. — Молодых нужно слушать, ваше величиство.

Амбал боксёр выглядит невозмутимо. А вот Артурс мечется, бледнеет, краснеет и снова бледнеет. Как Вицин в «Кавказской пленнице». Появляется Владимир Иванович Смирнов с пистолетом в руке. Он одет в спортивный костюм и куртку с тремя полосками вдоль рукавов.

— Ну что, Кен, хрю-хрю? — говорит он совершенно без эмоций. — Дохрюкался? Контрабанда, похищение людей, спекуляция, распространение нелегальной литературы, подрывная деятельность. Догадайся, на сколько потянет. Кирдык тебе, похоже. Сечёшь, Король?

Кен бледен, но держится хорошо, спокойно.

— Так! — командует Смирнов. — Бойцы, внимание! Всех пакуем! Кудинов, ко мне!

Пока Владимир Иванович наблюдает, как к нему подбегает подчинённый, Кен делает резкий рывок в его сторону, выхватывая из-под пальто финку. Ничего себе, прыткий какой. Это происходит так стремительно, что никто даже и отреагировать не успевает. Никто, кроме самого Смирнова. Я дёргаюсь к Кену, но в этом уже нет необходимости. Меньше секунды требуется Владимиру Ивановичу, чтобы поднять руку с зажатым в ней пистолетом и нажать на спусковой крючок.

Раздаётся сухой хлопок. Небольшая вспышка, облачко дыма, тёмное набухшее пятнышко на лбу Кена и эффектный алый фейерверк с кусочками мелких белых осколков из затылка. Тело короля ещё продолжает двигаться по инерции, но жизненные силы мгновенно гаснут, и опытный, дерзкий и безжалостный главарь урок превращается в кожаный мешок с костями. Бах, и нету великана. Бах, и нету таракана…

Я его и возненавидеть толком не успел, а тут такое эффектное самоубийство.

Пока все наблюдают за кончиной короля, я подхожу к позеленевшему от осознания надвигающейся бури Артурсу Брезиньшу.

— Ну что, ковбой, показывай, где девушка.

Он вздрагивает, а потом кивает.

— Да-да, — взволнованно говорит он, — это там.

Он показывает на высокую двустворчатую дверь:

— Там, в конторе.

— Кудинов, товар весь описать, — распоряжается Смирнов. — Вызывай технику, всё перевозим на склад. Перед погрузкой подойдёшь, доложишь.

— Есть.

Смирнов подходит к нам:

— Ну, веди давай, Брезиньш. Показывай, где заложница. Она там под охраной?

— Нет, там замок.

— А ключ?

— Не нужно, просто задвижка.

Мы идём по тёмному коридору. Вслед за нами топают два бойца. Грубые старые деревянные доски чуть гуляют под ногами. Пахнет дёгтем. Стены не оштукатурены, весь кирпич на виду. Мелкий, гладкий, почерневший от времени. Артурс вдруг останавливается.

— Чего такое? — грубо спрашивает его Смирнов.

— Я прошу учесть мою добровольную помощь следствию.

— Учтём. Двигай.

— А что теперь будет?

Смирнов хмыкает.

— Не ссы, ничего не будет. Продолжишь спокойно работать. Только уже немножко по-другому. Я тебе всё расскажу. Что было, что будет, чем сердце успокоится. Всё узнаешь. Остальные братаны без босса смогут восстановить работу?

— Ну… да, — немного ошарашенно кивает ковбой. — Там два помощника есть.

— Вот и хорошо. Потом всё обсудим. Потом. Да не дрожи ты. Давай, веди уже.

Я вхожу первым. А потом уже Смирнов и двое бойцов. Мы оказываемся в небольшой комнате с покрашенной той же зелёной краской стенами и высоким потолком. Окна нет, светит тусклая лампочка.

Ирина сидит на диване, обхватив колени. Увидев меня, она вскакивает и замирает, не зная как реагировать. Взгляд её упирается в