Сейвен кивнул.

— Все было точно так же, вплоть до грязи на дороге. За исключением одного — во сне я стою одна. Совершенно одна. Я четко знаю, я уверена, что купол пуст. Мне страшно от этого одиночества. Но ни проснуться, ни повернуть назад я не могу. Я бегу к куполу, вхожу внутрь и вижу, что опасения мои верны. Кругом густая трава, нагроможденья то ли камней, то ли развалин… Все настолько древнее и запущенное, что разобрать невозможно. Какое-то время я просто стою. Смотрю на грязный свод, на всю эту дикую заброшенность, но неожиданно приходит воспоминание о… — здесь она запнулась на квик и подняла глаза на Сейвена. — Я вспоминаю о ком-то важном для меня. А с этим воспоминанием приходит новый страх. Страх безвозвратной утраты, от которой сердце то прыгает, то сжимается в холодный комок. Я бегу по траве, она больно хлещет по ногам и становится все выше. Вдалеке, на самой высокой груде камней, я вдруг замечаю чью-то фигуру. Надежда толкает меня сквозь эту проклятую траву туда, и когда я наконец взбираюсь на вершину, то вижу там Крайтера. На любой мой вопрос он отвечает смехом, а когда я в ярости пытаюсь достать его, он вдруг оказывается за стенами купола. Там, откуда я пришла. Но это уже другой Крайтер. Он силен и огромен настолько, что без труда вырывает купол из земли, поднимает и куда-то несет. По дороге он меня успокаивает, говорит, что я ни в чем не виновата и что беда все равно пришла бы. Так или иначе. Голос его грустен, даже скорбен. Сколько вот так вот он несет меня, я не знаю. Во сне все как-то неопределенно, относительно. Но он все же останавливается и передает сферу купола со мной внутри кому-то еще, в чем-то виня его. По крайней мере мне так кажется. А потом… Потом я вдруг оказываюсь в другом месте с тем, — она вновь запнулась, как бы не решаясь продолжать, — с тем, кого я так искала.

Сейвен вскочил, его стул грохнулся на пол. Перед глазами все плыло. Мысли как будто вырезали скальпелем, искромсали. Он ринулся к первой попавшейся двери, оказался в уборной, возвратился и, наконец, вырвался в коридор вагона, а оттуда — в тамбур. Там он уперся лбом в холодное стекло двери и замер, успокаивая взбесившееся сердце. «Что это со мной? С нами? Кто прячет все? Зачем?»

— Это невозможно. Этого не может быть, — скрипел он ладонью о холод стекла.

«Но это так». То, что он отрицал в силу непостижимости, появилось вновь, но на этот раз с тыла, откуда он не смел и ждать. «Рассказать? О сне из Франдии? Рассказать или?..» От отчаяния он застонал.

Вошел проводник и поинтересовался, все ли у моншера в порядке. С кислой гримасой Сейвен кое-как ответил, что это приступ — больной желудок и такое иногда случается. Проводник настоял, чтобы он немедленно выпил лекарство, и повел его за собой.

Сейвен и в самом деле проглотил какой-то горький порошок, запил стаканом воды, но, отвлекшись тем самым от сумятицы в голове, немного успокоился и решил ни о чем не рассказывать Диз.

«О чем я могу рассказать ей? О кошмаре, что привиделся мне раньше? А где связь? И почему она должна быть? Что я сам понимаю? Нет. Хватит с нее своих собственных страшилок. По крайней мере не теперь». Уже у двери в свое купе Сейвен точно опомнился. Помимо очевидных, но игнорируемых общих линий, их сны твердо сходились в одном. «Крайтер». И даже не то, какой самостоятельностью он обладал, а то, что смыслы произнесенного им сходились с мистической точностью. «Он обвиняет меня в чем-то». В чем именно — Сейвен не понимал. Он сам мог обвинить Крайтера в тысяче проступков, но в чем он смел винить его? «Теряться в догадках самое бесполезное занятие. Толку ломать голову себе, а тем более Диз. Разъясним позже. Если все не прояснится само».

Она сидела у окна и продолжала чтение. Так, словно не было ни давешнего разговора, ни скверного побега Сейвена, за который ему было крайне стыдно. Она доверилась и рассказала о сокровенном, а он сбежал как конченый трус. В ее молчании, ровной позе и сосредоточении на книге, в том, как она не обращала на него теперь внимания, чувствовалась досада, утрата сокровенного момента. Безвозвратно, как вырвавшееся слово. Острое желание заговорить, увидеть ее улыбку или хотя бы взгляд уничтожало его. «О, хранители, что ж я за ничтожество».

Сейвен сел напротив и, теряясь в поступках, нерешительно, накрыл своей ладонью ее:

— Диз. Прости.

Она подняла на него взгляд, в котором не было ни улыбки, ни прощения, ни злости. Ничего. Как будто она смотрела на глухую стену. Внутри у Сейвена похолодел каждый нерв. Все утратило смысл, поблекло и отодвинулось на десятый план. В голове какой-то сумятицей, наперегонки мчались образы и упущенные жесты, сравнение былого взгляда и настоящего — пустого. «Решись я раньше, как бы все обернулось теперь?»

— Вот ты сказал, — наконец произнесла она сухо, все так же не спуская с него пустого взгляда, — сказал, что мы с тобой похожи. Я бы согласилась. Я согласилась. Но теперь мне не верится. Что ты скрываешь?

— Ничего. Просто мне…

— Я и говорю. Вранье. Сплошное вранье. Зачем? — Сейвен почувствовал, как ее пальцы вздрогнули. — Я, может быть, дура, но я не слепая. И что бы ты ни сказал мне, Сейвен, я все пойму, будь уверен. Ну? Почему ты убежал?

И он рассказал ей все. О сне по дороге из Франдии и о том, который привиделся ему накануне тайного бегства из купола. Рассказал с пристрастием, стараясь не упустить ни единой мелочи. Слова лились плавно. Сейвен говорил с таким красноречием, о каком и не подозревал. Его переполняло новое ощущение, чувство общности с другим человеком, благодарность за то, что его слушали и хотели выслушать. И осознание того, что этим человеком была Диз, окрыляло его еще больше. «Ведь это Диз? А это ведь я?»

За время рассказа она не проронила ни слова, но глаза ее сказали больше. Взгляд Диз таял. Теплые искорки, влажный блеск… Когда Сейвен окончил свой рассказ, она тихо попросила вернуться еще раз к эпизоду с фонтаном. Сейвен смутился, но повторил случай, а пока он говорил, она медленно выбралась из-за столика и отошла к противоположной стороне