очень странные бывают. Не могу к этому привыкнуть. Мне вообще тяжело с людьми. Иногда такой страх накатывает, что на улицу не могу выйти. Боюсь. Ладони липкие, по́том обливаюсь и ничего не могу с собой поделать. Светлана Петровна сердится, что я в начале смены хожу как вареная, только к обеду расхаживаюсь. А я не могу, мне привыкнуть надо. Поэтому нигде особо и не задерживалась, в смысле работы. Увольняли меня. Кому нужна сонная муха, да еще и с плохой памятью? Я не дура, про себя все понимаю. Только не лечится это. С детства такая. Мама говорила, что я могла часами сидеть в углу и кричала, если ко мне кто-то приближался. Кроме родных, вообще никого к себе не подпускала. В школе тоже было плохо. Я старалась, домашнее задание делала, но мы сидели по двое за партой. Меня посадили с Ленкой Селезневой. Она все время пихалась и на мою часть парты залезала. Я только о том и думала, как бы ее сдвинуть. Меня считали слабоумной, а я просто не хотела, чтобы со мной рядом кто-то сидел и без конца пихал. Не хотела делиться учебником – это же мой учебник. Если меня просили вырвать лист из тетради, впадала в ступор. Не могла этого сделать. Тогда бы мне пришлось выбросить тетрадь, а новую где взять? Меня отправили в школу для дебилов, умственно отсталых. Мама тогда, на комиссии, сидела и кивала – да, я отстаю в развитии, да, мне не подходит учеба в обычной школе, да, я не всегда веду себя адекватно и мешаю остальным ученикам. И никто не спросил меня, почему так себя веду. Я лишь хотела, чтобы меня никто не пихал, не толкался. Сидела в раздевалке в углу и ждала, когда все разойдутся, чтобы спокойно переобуться и повесить пальто на вешалку. Одноклассники быстро поняли, что я ненормальная, и специально меня доставали – то тыкали в бок карандашами, то отбирали учебники и тетради. Я сидела за партой, плакала, тряслась. Все хохотали. Они так делали, чтобы контрольную сорвать или диктант. Еще мое пальто в раздевалке на другую вешалку перевешивали. И сменку прятали. Потом стояли за углом школы и ржали. Понимаете, если я что-то оставила в одном месте… в общем, как ненормальная становлюсь. Не могу искать в другом. Казалось бы, что такого – посмотреть на другом крючке или под лавкой поискать. Я не могла, понимаете? Меня начинало тошнить. Пальто должно было висеть там, где я его повесила. Выходила из школы в чем была. Или сидела в раздевалке, пока уборщица сама не находила пальто и сменку и не выгоняла меня из школы.

– Дети отличаются жестокостью, – заметил тихо Иван.

– Нет, в той школе, которая для дебилов, дети были добрые. Меня там все любили – и воспитатели, и нянечки, и учителя. Даже разрешали проверять тетради. Мне это очень нравилось. Там никто никого не пихал. Наоборот, если кто-то плакал, все кидались успокаивать. Там мне было хорошо. Я хотела пойти туда работать – учительницей или поварихой. Но не смогла поступить в колледж. Экзамены завалила.

– Ну люди вообще странные, не только здесь. На любой работе. Так почему вы сейчас спешите уйти после смены?

– Ничего не спешу. Смена закончилась, и все. – Галя опять закрылась и покраснела.

– Молодой человек? Бойфренд? – догадался Иван, хотя чего там догадываться…

– Нет, то есть да. Мы еще не встречались. Только в Сети переписывались. Я обещала ему написать ровно в двенадцать. У нас такая традиция. Мы фильмы смотрим вместе. Включаем одновременно, – призналась Галя, покраснев так, будто ей на лицо положили раскаленную сковородку.

– Очень трогательно. Хорошо. Осторожнее только в Сети… Он может оказаться каким-нибудь альфонсом или заключенным. Да и маньяков полно, – предупредил Иван.

– Он не такой. Он меня понимает.

– Ну не такой так не такой. Можете быть свободны. Бегите к своему понимающему…

– Спасибо. А кто все-таки убил Виолетту Аркадьевну? – Галя спросила так, как спрашивают, чем закончился фильм и кто оказался преступником. А не потому, что боится – вдруг кто-то из ее знакомых оказался убийцей? Или переживает за участь человека.

– Пока не знаю, – признался Иван. – А почему вы уверены, что это убийство?

– Люди часто убивают друг друга, – спокойно ответила Галя. – В нашей школе для дебилов один учитель убил ученика. Не специально, конечно, просто так получилось. Защищался и задушил. А маму моей подруги убил муж. Моя мама на машине сбила собаку и дальше поехала. Это ведь тоже убийство, да?

Иван молчал.

Галя забрала грязные тарелки и ушла. В дверях столкнулась со Славиком, который поддерживал молодожена.

– Вот, принимайте, вроде откачали – сообщил он, усаживая Лешу на пуфик. Тот, правда, едва не свалился, но был уже в достаточно приличном состоянии.

Опрос Леши

– Так, рассказывайте, – строго сказал Иван.

– Что рассказывать? – Леша предпочел бы прилечь.

– Как вы встретились и контактировали с пострадавшей, то есть с пропавшей. При каких обстоятельствах? – пояснил Иван.

– Я с ней никак не контактировал, – ответил Леша, – это все Настя. Она, понимаете… ей нужно внимание, общение, всякие там лепестки роз, шампанское по утрам, клубника в шоколаде… Не знаю, что еще.

– Да, она хотела в Турцию, – кивнул Иван.

– Понимаете, она совсем другая. Будто из другого мира. Мои родители с самого начала были против нее.

– Мезальянс, что ли? – ухмыльнулся Иван.

– Для них – да, – согласился Леша. – Но Настя, она добрая, наивная, искренняя. Просто привыкла… защищаться, что ли. Это все от неуверенности, страха. А все эти ужины, разговоры о книгах и музыке… От нее ждут, что она такая – дурочка, приезжая, парикмахерша, вот она и соответствует. Ей так проще. Называет меня Масей. Но только на людях. Лично – никогда. Ее саму бесит это обращение, но она… Будто специально всех раздражает. Моя мама так чуть ли не в бешенство впадает, когда слышит это «Мася». А Настя – Мася да Мася. Сколько я ни твердил, что это на публику, специально, мама не верит. Настя меня любит, по-настоящему. Я это чувствую. Понимаете? Всем сердцем. Она готова ради меня на все. И никогда не бросит. Она верная. И умная. Вот только не начинайте смеяться. Она и вправду умная баба. Расчетливая, экономная, пробивная. Все умеет, все может… Никто никогда меня так не любил, не заботился. Она сильная, на самом деле, сильнее меня в миллион раз. Я по сравнению с ней тряпка, размазня. Вот все спрашивают, что я в ней нашел, а я думаю – что она во мне нашла? Я ведь слабак,