– Еще раз назовешь дядю Гену старым хрычом, я тебя лично отправлю туда, где летом в шубе холодно. Понял? – Иван прижал голову Славика к кафелю. Надо признать, чистому.

– Да понял я, понял. – Славик был явно напуган.

– Что тут у вас происходит? – В номер ворвалась Наташа. – Почему так долго?

– Не знаю, они в ванной, – ответила я.

– А ты что тут забыла? – спросила Наташа.

– У меня ключей от номера нет, а мать ушла на море, – ответила я.

Администратор кивнула. Я же говорю: люди – идиоты. Только одни иногда включают голову, а другим мозги вообще не нужны. У администратора были карточки от всех дверей, у Светланы Петровны и горничной тоже. Что им стоило открыть мне номер? Да раз плюнуть. Мать ушла на море. Ага. Будто там такой пляж, что бегай и ищи ее. Она наверняка устроилась где-нибудь рядом с баром, чтобы далеко не ходить. Но, возможно, надо делать скидку на стрессовую ситуацию.

– Быстро, марганцовку разведи. Банку трехлитровую. Бегом! – Иван выскочил из ванной и накинулся на администратора.

Наташа испугалась и, забыв обо мне, побежала из номера, едва не столкнувшись в дверях со Светланой Петровной, которая уже успела развести марганцовку в трехлитровой банке. Профессионал, что уж говорить.

– Спасибо, – ответила Наташа, забирая банку.

– В ванную. Делай что хочешь. Чтобы через час он стоял на ногах! – велел Иван, обращаясь к Наташе.

– Да что я сделал-то? Чего ты взбеленился вдруг? Ты из-за дяди Гены, что ли? Сказал же, что больше не буду! – возмущался Славик, которого Иван, протащив за край футболки, усадил, точнее швырнул, на пуфик. – Не убивал я эту тетку! Сдалась она мне! У меня алиби. Наташка подтвердит. Чего вы хотите-то? Я все скажу! Зачем мне проблемы?

– С дядей Геной ты будешь вести себя как с родным отцом, – строго сказал Иван.

– Ладно, ладно. Только у меня не было бати, слился до моего рождения. А с отчимом я всегда махался. Он нарывался, я отвечал. Ну когда уже вырос и понял, что этот козел мать бьет. Я его от… ну в смысле отделывал, вышвыривал за дверь, а мать его прощала, когда он приползал прощения просить, – пожал плечами Славик. – Мать говорила, что все ради меня. Чтобы я безотцовщиной не рос. Так лучше без всякого отца, чем с такой мразью. С матерью он смелым был, типа мужика из себя строил, а со мной скулил, как пес подзаборный. Хлюпик. Я матери сто раз говорил – возьми сковороду да жахни его как следует по башке, тут же перестанет руку поднимать. Матушка моя… она не такая, как Наташка. Наташка может ответить. Любого, кто бузить начинает, быстро осаживает. И с ноги может дать. Отметелит так, что мало не покажется. А матушка моя все терпела. Себя виноватой считала – не так подала, не так рубашку погладила, суп пересолила. Мама моя не местная, из Питера сюда приехала. Она другая, из другого мира. Вот и подстраивалась как могла. Приспособилась, но иногда все равно проскальзывало – в жестах, как она на стол накрывала, как могла часами книжку читать и плакать. Отчима это бесило, особенно когда зенки зальет.

– Не знал, извини, – тихо сказал Иван.

– Да ладно, проехали. Я ж из дома уехал, потому что мать попросила, заклинала, чуть ли не в ногах валялась. Боялась, что я отчима однажды порежу или прибью до смерти. И в тюрягу попаду. А я мог, в этом она была права. Края уже не видел. Хотел замочить его до смерти. Как пелена на глаза падала, ничего не соображал. А если еще пьяный был, так мог и прибить. Мать кинулась меня оттаскивать… Я тогда лупил отчима… Ну я отмахнулся локтем… Никогда себе этого не прощу. Мать моя отлетела к двери. Вот после этого я и уехал. Боялся, что еще раз мать могу…

– А сейчас как твои?

– Да все так же, наверное. Мать говорит, все хорошо. Деньги ей посылаю каждый месяц, а он забирает и пропивает. Она плачет. Что я могу сделать? Только убить его… Так и живут. Слушай, мне сейчас никак нельзя работу терять. Я ж не дурак, понимаю, не на своем я месте. Не умею вот это все – чемоданчик, конфетки, «пожалуйста», «спасибо». Не обучен. Эта дамочка, ну, Аркадьевна… Привез я ее в отель, машину заглушил, пошел чемодан из багажника доставать, а она сидит в машине. Я ж не понимаю, чего она сидит. Может, ей нравится. А она ждала, что я ей дверь открою. Ну да, дурак, не знаю таких правил! Наташка меня сейчас учит. Если испытательный срок не пройду, то все, кранты мне. Бабки сейчас очень нужны, и работа тоже.

– Тебя ж вроде бы в городе ждут не дождутся, – заметил Иван.

– Ага. Ждут… Там таких, как я, хоть жопой ешь. Не, мне тут надо держаться. Еда бесплатная, машина – я на такой никогда не ездил. Можно в носу ковыряться, сама едет. Наташка рядом. Слушай, я ж нормальный, не убийца какой. Отчима, да, мог убить, думал об этом, но это ж другое. А зачем мне та дамочка? Ты меня пойми – мне никак нельзя лажаться. Светлана Петровна только благодаря Наташке меня держит. Я ж все понимаю. Наташка – она, да, умеет с людьми. Светлана Петровна ее ценит. А я, Толик… Да какой из него официант? Он меню-то выучить не может. Это все только благодаря ей.

– А Толик что, сват, брат? – уточнил старший следователь. – Чего она за него так вписывается?

– Одноклассник бывший. Лучший друг. Мать Толика выкормила Наташку, спасла ее. Они вроде как молочные брат и сестра. Наташка – она чувствительная. Радоваться умеет. Я ей тут ракушку принес с дыркой, ну, куриного бога, так она чуть не прыгала от счастья. Я ж сейчас не могу больше – ни кольца какого, ни сережек. А ей и не надо. Она благодарная. Понимаешь?

– Понимаю, моя мама была такой. Умела радоваться мелочам и быть благодарной людям.

– Наташка – она у меня такая первая. У меня крышу от нее сносит. До этого-то что? Девки из пивного бара. Наташка не такая. Она умная, нежная.

– А говорил, что бросишь ее хоть завтра и уедешь, – хмыкнул Иван.

– Да куда я от нее денусь, – очень нежно ответил Славик. – Здесь я, с ней. Мне бы только испыталку пройти…

– Так, я понял. Что касается дяди Гены… Просто прояви уважение, заботься о