завершается формирование общетатарской народности. Этому процессу, кроме территориальной смежности, способствовали и другие факты. Так, во второй половине XVII столетия практически ликвидируется институт служилых людей и служилые из татар, в особенности татар-мишарей, уравниваются с остальными группами татарского населения. Все они вместе начинают испытывать увеличивающийся гнет русского самодержавия и его колониальной системы. Во второй половине XVII века вновь начинается волна крещения поволжских инородцев, в том числе и мусульман. Русские служилые и помещики насильственно захватывают земли некрещеных, что было официально разрешено правительством. Всем местным нерусским народам Поволжья и Приуралья в это время запрещают заниматься кузнечным делом и другими ремеслами, связанными с обработкой металлов. Усиление помещичье-колониального гнета, а также моровая язва, свирепствовавшая в Поволжье в 1654–1657 гг. и унесшая только в 1654 г. около 50 тысяч человек, вызвали новое бегство населения, в частности, в Приуралье и Сибирь. Так, в тобольских разрядных книгах второй половины XVII столетия отмечается наличие в Тобольске значительного числа казанских выходцев, живших в работниках у сибирских татар.

Но большая часть татарского населения остается на месте и принимает самое активное участие в Крестьянской войне 1670–1671 гг. под руководством Степана Разина. В этом движении активное участие приняли как казанские, так и мишарские группы татарского населения, выступавшие в тесном союзе с представителями других народов Поволжья — русскими, чувашами, мари, мордвой. Многие татарские феодалы переметнулись в лагерь самодержавия. После подавления восстания мурзы Тевкеловы, Утяшевы и др., активно помогавшие в усмирении народного движения, щедро были награждены. Совместные выступления народных масс способствовали их сплочению, что ускоряло развитие этнических процессов.

Царское правительство и русские феодалы, с одной стороны, и татарские феодалы, с другой, крайне боявшиеся дружбы народов, постоянно разжигали шовинистические и националистические страсти. В VII — начале XVIII веков среди русского населения широкое распространение получают официозные легенды и песни о взятии Казани, где в самых черных красках обрисовываются «зла татары, воры, басурмани». В ответ на это среди татарского населения широко начинают распространяться легенды, байты и песни о Золотой Орде, Казанском ханстве, о Чингис-хане, Тимуре и др., где прославляется былое величие татар Золотой Орды, татаро-монгольские завоевания. Большинство из этих легенд и песен было объединено в конце XVII столетия в анонимный сборник повестей «Дафтар-и Чингиз-Наме», куда включаются повесть о роде Чингис-хана, повесть об Аксак-Тимуре, повести об Амате, Идигэ-беке, о местопребывании разных ханов и так называемая «татарская летопись». Во всех этих повестях прославляются татары, и поэтому это имя начинает, очевидно, пользоваться популярностью среди местного населения Поволжья и Приуралья, и оно постепенно становится этнонимом татарского народа.

Этому способствует и то, что значительная часть казанцев и мишарей, в XVI–XVII веках сдвинутая с первоначальных мест обитания, потеряла прежние земляческие названия и в условиях достаточно активного смешения между собой должна была воспринять общий этноним — татары, который уже давно, начиная еще с эпохи Золотой Орды, прививался народу со стороны золотоордынских и местных феодалов. После присоединения этим именем казанцев и мишарей упорно называли русские феодалы и царское правительство. Так, в результате взаимных усилий постепенно имя «татары» внедряется и в среду народа. Справедливости ради следует заметить, что большинство татарского населения предпочитало называть себя мусульманами или даже булгарами. Попытками сохранения прежних исторических традиций, очевидно, следует считать и бытовавшие еще в XVII–XVIII веках семейные родословные (шаджара), где предки обычно уводились в булгарскую среду и где достаточно точно указывалось первоначальное место их обитания.

В начале и первой половине XVIII столетия еще более суровой становится колониальная политика русского самодержавия по отношению к нерусским народам Поволжья. Она, как и прежде, проводится в первую очередь путем насильственного принуждения к крещению. В 1713 г. издается петровский указ, где предлагалось креститься в течение полугода всем татарским мурзам. В случае отказа у них отнимались все права и поместия. Очевидно, часть татарских помещиков, боясь потерять свои богатства, приняла тогда христианство и впоследствии обрусела (Карамзины, Аксаковы, Юсуповы, Ишболдины, Тенишевы, Молоствовы и др.). Часть татарских мурз с Подчиненными им крестьянами бежала в Среднюю Азию, Приуралье. В Средней Азии в это время идет усиленная подготовка татарского духовенства, которое разворачивает активную контрпропаганду ислама в Поволжье и Приуралье. В результате этого усилия царской администрации и православного духовенства, направленные на расширение христианства, не принесли ожидаемых результатов. Даже после указа 1720 года, когда за крещение были обещаны значительные льготы, число крестившихся было небольшим. На все эти меры рядовое население отвечало массовым уходом в относительно спокойные районы, прежде всего, в Приуралье. Так, в 1713 г. из 46 841 двора ясачных крестьян в запустении оказались 10382, а в 1719 г. — 9932 двора. Казанский губернатор Салтыков в 1714 г. сообщал, что много ясачных людей ушло к башкирам, а в 1730 г. другой казанский губернатор Волынский доносил, что ясачное население башкирского края увеличилось за счет татар (казанских, симбирских, темниковских) на 60 тысяч душ (фактически на 200 тысяч человек).

В 1730-1760-е годы в Поволжье наблюдается разгул крещения, проводимого самыми отвратительными мерами архиепископом Лукой Канашевичем. Ломаются мечети (в 1744 г. было сломано 418 мечетей), закрываются школы, насильственно сгоняются с земли непожелавшие креститься. Число крещеных татар в это время достигает 33 тысяч душ. Они в основном занимают почти все современные места расселения, в том числе и по р. М. Черемшан. И снова отмечается массовое бегство некрещеных татар, на этот раз в Южное Приуралье. Оно совпадает и с политикой царского правительства, которое, начиная с Петра I, стремится использовать татарское купечество для расширения торговли со Средней Азией и Востоком. В 1745 г. на речке Каргале в 18 км от г. Оренбурга возникает Каргалинская, или Сеитова, слобода выходцев из казанских татар, жители которой берут в свои руки торговлю со Средней Азией (в 1761 г. число татарских купцов в 6 раз было больше всех других купцов Оренбурга)[102]. Тогда же возникает татарская слобода и в районе г. Троицка. Так начинает оформляться троицко-оренбургская группа татар. В основном она состояла из переселившихся без разрешения татар. Уже к 1762 г. число татарского населения в Оренбургском крае (включая Оренбург, Троицк, южную Башкирию) достигло почти 100 000 душ мужского пола, что составляло более 60 % всего подушного населения края[103].

Феодальное и национальное угнетение татарского крестьянства (99 % татар Поволжья в XVIII в. проживало на селе) приводило не только к пассивному, но и активному сопротивлению. Особенно ярко это проявилось в участии татар в движении Емельяна Пугачева. В самом начале восстания к Пугачеву примкнул большой отряд татар Сеитовской слободы под Оренбургом. В Бугульминском ведомстве осенью 1773 г. были организованы татарские повстанческие отряды Мусы Мустафина, Аита Уразметова