«Когда», а не «если». Я бы мог в сию секунду спустить ее с небес на землю этой самой свадьбой, точнее Машиным папашей, но сейчас мне совершенно не хочется окунать ни ее, ни себя в отрезвляющую реальность.

– Ты злишься?

– С чего ты взяла?

– С того, что ты нахмурил лоб, – тянет к моему лицу пальцы и начинает меня гладить по лбу.

– Я не злюсь.

– А почему ты вдруг решил побриться? Для меня?

– Проспорил кое-что начальнику, пришлось бриться. Ой, надо было сказать, что для тебя, да?

– Да можешь не говорить, я и так чувствую, что для меня. Ты же вообще не можешь говорить ничего приятного, как с приготовленными мною блюдами, кажется, я начинаю к этому привыкать, – самое удивительное, что Маша сказала это беззлобно, с улыбкой на губах.

– И все же, зачем ты тогда приходила ко мне в офис?

– Захотела принести тебе еду.

Еду, блин! Из-за какой-то кормежки стала свидетелем отвратной картины. Нет, не так, из-за желания сделать мне приятное.

– Миш, что мы будем делать дальше? – хотел поговорить? Вот и получай ожидаемый вопрос.

– Я не знаю, Маш. Но в одном я уверен точно: в ближайшее время тебе надо вернуться в город и самой прийти к отцу. Не надо на него сразу вываливать все. Он не примет наших отношений на данном этапе уж точно и дело не в твоем женихе. Тебе надо наладить контакт с родителем. Ты у него одна, понимаешь?

– И поэтому мне надо выполнять то, что он скажет?

– Нет. Черт… я уже ни хрена не понимаю, знает ли он о том, где ты находишься или нет, но в любом случае, тебе лучше прийти самой. Ты этим покажешь ему, что не боишься. Прятаться всю жизнь ты не сможешь. Ты хотела учиться готовить? Ну так скажи ему о своем желании пойти на кулинарные курсы или куда ты там решила. Прощупай почву. На что он после всего случившегося готов пойти. Не надо ему в лоб заявлять о том, что ты не будешь с ним жить, будешь плевать на его слова и связалась со мной. Это спровоцирует его на агрессию. Он из чувства протеста не позволит этого. Понимаешь?

– А если он мне ничего не позволит? То все? Ты вот так спокойно меня отпустишь?!

– Перед тем как ты к нему отправишься, мы продумаем этот момент.

– Продумаем – это что значит?

– Прицеплю тебе в заколку жучок, телефон как-нибудь спрячем. На это надо время. Понимаешь, почему лучше прийти к нему самой, а не быть пойманной где-нибудь?

– А ближайшее время это сколько? Можно хотя бы до конца января побыть тут?

– Не думаю, что это получится, но давай подумаем об этом завтра. Сначала мне надо пробить твоего дружка.

– Во-первых, он мне не дружок, во-вторых, можешь не тратить на него время, – усаживается на диване и резко дергает на себя покрывало. – Даже если, чисто теоретически, предположить, что кто-то тут за мной следит, это точно не Никита.

– Откуда такая уверенность?

– Да все просто, – встает с дивана, кутаясь в покрывало. – Папин человек не посмел бы пытаться напоить меня и целовать. А Никита себе это позволил, съел? Если хочешь, чтобы меня здесь не было, так прямо и скажи, не надо приплетать сюда Никиту! – какая-то секунда и Берсеньевой след простыл.

Даже не знаю, что больше взбесило. Тот факт, что Маша только что призналась, что сосалась с моднявым или то, что ушла после секса, как это обычно делал я с другими.

Где-то там, глубоко внутри, понимаю, что с ней надо помягче. Да хоть бы и соврать банальным «все будет хорошо». А не получается. Как я могу навешать ей лапши на уши, если происходящее зависит не только от меня?

Ладно. Можно и без лапши, но уж точно не вот так все оставлять. Как-то не раздумывая направился в ванную. Не все так плохо, раз дверь не закрыла. Хотела. Однозначно хотела, чтобы я пришел. Почему-то от этой мысли улыбаюсь, как дебил. Не мешкая открываю дверь душевой. Сложно. Очень сложно думать и извиняться, когда объект твоих, пока еще не озвученных, извинений стоит обнаженной и такой пиздец нереально красивой.

– Обиделась?

– Да.

– Обычно, когда «да», женщины говорят «нет», и с удовольствием выматывают нервы, а ты прям сразу «да». Режешь без ножа. И что мне теперь делать на твое «да»?

– Закрыть дверь в душевой. Ничего, что я тут как бы моюсь?!

– Ничего. Я тоже собирался.

– Что… что ты делаешь?! – очередную херню, что ж еще. Кое-как пролажу в душевую, тесня Машу.

– Ну, Миша, тут даже места нет!

Места тут реально – нет. Но, как там говорят, в тесноте, да не обиде.

– Поместимся. Тебя же не маленькая душевая смущает?

– Да, меня смущаешь ты. Мыться с кем-то это ненормально.

– Да ладно, а писю в писю пихать норм?

– Прекрати, это звучит ужасно.

– Вот именно, что прекрати. Для стеснений уже поздновато, не находишь?

Охренные извинения. И лапши на уши «навешал». Ой, блин… тяжело придется.

– Не нахожу.

Удивительным образом, Маше удается повернуться ко мне спиной в столь маленькой душевой. Ну и ладно, так даже удобнее. Притягиваю ее к себе за талию. Утыкаюсь губами в шею. Вкусно пахнет, зараза. Нет, все же дурацкая идея – залезть к ней в душ. Что я вообще хотел сказать?

– Хорошо, останешься здесь до конца января. Но при условии, что за тобой нет слежки. Если есть – придется поменять планы. Но это не значит, что я исчезну из твоей жизни. Понимаешь?

– Тебе так сложно сказать, что ты ни при каких условиях не отдашь меня папе? – видимо, в душевой достаточно места, раз Маша с легкость вывернулась и повернулась ко мне. Лучше не смотреть ей в глаза. От такого взгляда можно все пообещать.

– Легко, Маш. Но я хочу, чтобы это были не просто слова, а реальность. Поэтому, пожалуйста, послушайся меня. Это не попытка вернуть тебя к отцу после того, как забрал то, что типа положено твоему несостоявшемуся мужу. Просто надо действовать не на эмоциях.

– Ну ты-то действуешь не на них. Тебе проще.

– Да неужели? Если бы я действовал не них,