И действительно, через день этот разговор состоялся. А спустя два дня его и еще одного человека отвезли на аэродром, расположенный на берегу моря, поздно вечером посадили в самолет, и глубокой ночью они в установленном месте спрыгнули с парашютами. На земле их встретил лесник Вимба. Выполняя указание Дональда, Эглит передал леснику конверт с деньгами, якобы от его сына, находившегося в то время в ФРГ.

Задание, порученное Эглиту, оказалось более сложным, чем он предполагал, и ему пришлось бы туго, если бы Фердинанд уже не подготовил исполнителей и в их числе — инженера Арвида, на которого возлагалась вся техническая сторона задуманной диверсии.

Фердинанд подробно рассказал, как завербовал Путну для участия в этом деле.

Оказывается, Фердинанд имел довольно широкий круг знакомств в Риге, и ему стало известно о мытарствах Арвида с каким-то своим изобретением. Познакомившись с Путной, Фердинанд предложил ему продвинуть его изобретение через одну из фирм в ФРГ, на что тот дал согласие и даже письменно подтвердил право Фердинанда на ведение дальнейших дел по использованию его изобретения.

Через несколько месяцев Фердинанд вручил Путне аванс в сумме трех тысяч рублей и сообщил, что их фирма нашла изобретение Арвида вполне конкурентоспособным и в скором времени начнет выпуск его портативных ветро-водяных двигателей, а это, в конечном счете, принесет Арвиду Путне немалые деньги...

Фердинанд был опытным резидентом: пустив в ход идеологическую обработку, обещания райской жизни за рубежом, а также угрозы, он в конце концов добился того, что Арвид дал согласие выполнить задание по организации диверсии с условием, что потом его нелегально переправят в Швейцарию, где он будет устроен на работу.

Глава 21

Почти двухнедельное пребывание в Москве (хорошая гостиница, организованное питание, пребывание на выставке, посещение театров и музеев) подействовало успокаивающе на взбудораженные нервы Эглита. Он стал общителен, вступал в разговоры с экскурсантами-земляками. И возвращаясь к себе домой, доро́гой в вагоне почти не спал. Он лежал на верхней полке купе и под мерный стук колес день за днем восстанавливал в своей памяти время, проведенное в Москве.

Ему, выросшему в буржуазном государстве, где каждый за себя, где за все получаемое нужно платить, где лишь деньги источник жизни и благополучия, было трудно понять: почему сейчас, когда страна еще восстанавливает разрушенное войной хозяйство, медицинская помощь и образование — бесплатные, квартирная плата в государственных домах до смешного маленькая. А их группа из сорока пяти человек в течение двенадцати дней была на полном государственном обеспечении. И это никак не отразится на их очередном отпуске и зарплате.

Генрих вспомнил, что, работая на отцовском заводе, он да и все остальные знали, что за каждый не отработанный день старый Эглит или вычтет из зарплаты, или и без того короткий отпуск сократит.

«Нет, вылетят эти русские со своей системой в трубу», — сделал вывод Эглит...

Сойдя с попутной машины и подходя к дому, Эглит увидел хозяйку и Лию. Они сидели на скамейке у калитки и о чем-то оживленно разговаривали.

— Добрый вечер, — приветствовал он их.

— Добрый вечер. С приездом! — ответила хозяйка.

— Не скучали без меня? — пошутил, улыбаясь, Эглит.

Хозяйка даже несколько удивилась и шуткам, и улыбке Генриха: за все время, пока он жил в ее доме, это было впервые.

— Да нет. Не скучали, вдвоем было не скучно. Присаживайтесь, отдыхайте, — предложила она, явно не рассчитывая на согласие квартиранта.

Но он, поставив чемоданчик на землю, сел на скамейку.

— Как идет ремонт ваших апартаментов? — с улыбкой спросил Эглит девушку.

За нее быстро ответила хозяйка:

— Еще ремонтируют. Да я ее до возвращения Кости никуда не отпущу. Мне с ней хорошо.

— Да. Мне здесь с тетей Анной было очень приятно, — подтвердила Лия.

— Тогда не буду мешать вашему общению. Вы меня извините. Пойду к себе, наведу там порядок, проветрю комнату.

Ему нравилась эта комната, где было все самое необходимое. Он открыл рамы окна, выходящего в садик, от которого тропка через поляну вела прямо к берегу реки.

Прежде всего взял с полки книгу, нашел нужную страницу и, лишь бегло взглянув, вполголоса произнес:

— Все правильно, передача будет в воскресенье. Ровно в четырнадцать тридцать...

Воскресным утром Генрих собрался на реку искупаться и пригласил хозяйку и Лию. Анна, глядя то на Лию, то на постояльца, дала согласие, подумав при этом: «Что это с ним? Совсем не такой: Москва повлияла или Лия понравилась?» Согласилась пойти и Лия. С реки вернулись лишь к обеду.

— Может быть, вы зайдете к нам. У нас к обеду все готово, — предложила хозяйка Генриху.

— Нет, спасибо. У меня что-то, от перегрева, видно, разболелась голова, — вежливо отказался тот и прошел в свою комнату.

На этот раз передача цифр была необычно долгой — продолжалась ровно три минуты.

«Что это за послание?» — думал Эглит, внимательно слушая и тщательно записывая каждую цифру, звучащую из приемника.

Закончив прием, Генрих достал с привычного места книгу и принялся за расшифровку.

«Двадцать пятого ровно четырнадцать часов от горбатого мостика слева на третьей скамейке наш представитель брюнет высокого роста левой щеке родинка правой руке газета назовет имя вашей матери ваш ответ имя отца. Подробно введите в курс дела. Дальше следуйте только его указаниям».

«Ну что же, — думал Эглит, тщательно растирая в пепельнице пепел от сожженной шифровки, — видимо, в заключительный этап операции меня не посвящают, и этим займется новый человек. Хотя в техническую сторону операции ему вряд ли удастся войти, да и надобности в этом нет. Ну, это дело их...» — решил он, сдувая пепел через открытое окно...

Глава 22

В тринадцать часов сорок минут по дорожке парка шел высокий мужчина, в руке он держал газету. Дойдя до Горбатого мостика через канал, он повернул обратно и сел на третью от края скамейку. На аллее почти никого не было, лишь на берегу канала собралось десятка полтора взрослых и детей. Бросая в воду кусочки хлеба, они кормили плавающих там черных лебедей.

Мужчина развернул газету и бегло просматривал последнюю страницу. В это время к нему вплотную подсела молодая цыганка. Она бесцеремонно схватила его руку и потянула к себе.

— Красавец ты мой! Золотце драгоценное! Дай