— Да я не обижаюсь. Пойми: к делу больше не хотят привлекать внимания. Пошумели два-три дня, и начальство велело: тпру, савраска. Поэтому следователь районный и суд народный районный. То, что на поверхности, особого труда не представляет. Проблема в другом — кто и зачем подорвал баллон. Мне сказано — не копать. Судью предупредят. И адвокатов — тоже, им конкретно объяснят, чтоб не рыпались и не задавали ненужные вопросы, тогда подзащитные отделаются условным.

Егор пристроился на углу стола и принялся изучать дело, уже набравшее два тома благодаря протоколам, которые никто не рвал надвое. Второй том большей частью ещё не был подшит.

Всего несколько бумаг, подписанных Труновым, были машинописными. Остальные — от руки. Егор невольно вспомнил сценку из КВН, где демонстрировались прописи для школьников — ровные строчки, заполненные идеально каллиграфическим почерком до конца, примерно по таким обучался прежний Егор-аккуратист. Ка-вэ-энщики показали ещё прописи для детей, мечтающих стать врачами, содержавшие абсолютно неразборчивые зюки-закорюки. Лёха Давыдович читабельно выводил свою должность и фамилию, а также фамилию-имя опрашиваемого, об остальном приходилось лишь догадываться. «Мною прочитано» в конце текста смотрелось издёвкой, это не сможет прочесть и сам сыщик.

Наиболее интересных свидетелей Трунов передопросил.

Самая важная экспертиза — взрывотехническая — назначена, обвиняемые с постановлением ознакомлены, но заключения эксперта, естественно, ещё нет, слишком рано.

Егор вернул папки следователю.

— Всё понятно?

— В общем — да. Только скажи: откуда у вас так невыносимо прёт сивухой?

Андрей засмеялся и тут же прикрыл губки ладошкой, поглядывая на дверь.

— Самогонный аппарат прорвало.

— Прокурор сам гонит или поручает тебе?

— Не стебись. Гнали на третьем этаже, где квартиры жильцов. Там бочка литров на двести, объём, считай, промышленный. Тем не менее, выпили всё, заготовленное до Нового года. Что не выпили — продали. Этой ночью хозяин квартиры поставил на газ следующую порцию браги. И уснул. А прокурор наш, ты его мог видеть в коридоре, в декабре ремонт организовал. ОБХСС на уши поставил — ему материалов натащили импортных, дорогих, что-то скоммуниздили от ремонта в райкоме партии, что-то конфисковали у спекулей, не важно. 31 декабря мы праздновали не только новый год, но и окончание работ. Утром приходим, а тут… — он выразительно показал на потёк, распространяющийся из угла вниз, к сейфу. — Полдня этим дышу. Считай — похмелился. Ты ещё не видел картину на втором этаже.

«Это вы ещё в ракете не смотрели», — вспомнил Егор известную реплику Людвига Аристарховича из «Нашей Раши», вслух спросил:

— А прокурор?

— В экстазе. Самогонщика мигом признали алкоголиком, суд даст ему принудительное лечение в ЛТП. Прокурор его бы на Колыму отправил пожизненно, чтоб только не задушить собственными руками, но нет в Уголовном кодексе статьи «за осквернение прокуратуры самогонной брагой». Пришлось напрячь фантазию. Вот — настоящий теракт против государственной власти, это тебе не взрыв в магазине… Не смейся! Услышит — не простит. А нам задание — искать новые материалы на новый ремонт. Не до расследования преступлений.

Исписав половину общей тетради, тем самым уподобившись прежнему Егору, практикант пожал руку Андрею и неторопливо отправился обратно в милицию. Около «Тысячи мелочей» остановился и зашёл в будку телефонного автомата. Здесь они заменяли мобильный телефон, если нужно связаться не из дома или не из кабинета.

— Есть информация по интересующему делу. Можете заехать на «Динамо» к 19-00, у меня тренировка? Хорошо, давайте позже, тренер вызовет меня в раздевалку.

Время до вечера ещё было. Егор наметил визит в дежурную часть. А после обеда планировалось совещание участковых, где должен был присутствовать Говорков, тот самый капитан, на участке которого находился злосчастный гастроном.

х х х

Внутренняя напряжённость между службами внутри КГБ существовала всегда, хоть и не была столь острой, как с милицией. Майор Николай Образцов прекрасно понимал, что «пятак» вызывал чувство лёгкого презрения как у ПГУ, так и контрразведки. Представители первого главка, самой многочисленной и могучей разведслужбы на планете, держались как элита среди элит. Второй главк, контрразведка, доказывал, что их борьба с шпионами, террористами и диверсантами на территории СССР — главное направление работы госбезопасности внутри страны. То, что этих шпионов отлавливается в десять лет один-два, и те зачастую под дипломатическим прикрытием, ничуть не умаляло их самомнения: значит, профилактическая работа на высоте, если шпионы и проникают, то вынуждены несолоно хлебавши ретироваться, убедившись в неисполнимости задания.

Поле деятельности для «пятака» было неизмеримо шире, чем у контрразведки. Как только закончились хрущёвские времена, в период которых сажали за анекдоты о Никите Сергеевиче, а за отдельные преступления ничего не стоило ввести смертную казнь задним числом и расстрелять осуждённых, силовое давление на общество снизилось. Люди тут же развязали языки. В любой компании наперебой рассказывали политические анекдоты. «Феликс Эдмундович! Вы занимались онанизмом? — Нет, Владимир Ильич! — Зря, батенька, зря. В условиях сибирской ссылки пгиприятнейшая штука». За них больше не арестовывали, а какой-нибудь инженер или слесарь вполне мог рассказывать либо ржать над чужими анекдотами. Влияние «пятака» сказывалось при решении серьёзных кадровых вопросов. Назначение на любую должность, входящую в список номенклатуры райкома или обкома партии, тем более — номенклатуры ЦК КПБ, обязательно согласовывалась с госбезопасностью. Обладатели языков без костей неожиданно для себя получали отказ в повышении. Естественно, «пятак» зорко следил за всеми студентами немногочисленных белорусских юридических вузов, будущими прокурорами и судьями.

Внедрение агента «Вундеркинд» в Первомайку было удачей. А если студент хоть что-то полезное узнает — удачей вдвойне, позволяющей утереть нос зазнайкам из Второго главка. Раскрытие преступления даст шанс самому перевестись в этот более престижный главк и поглядывать свысока на оставшихся в «пятаке».

На фоне радостных предвкушений Образцов вдруг получил холодный душ. Начальник управления по Минску и области приказал организовать встречу «Вундеркинда» с заместителем начальника контрразведки Сазоновым, ответственным за работу по теракту на Калиновского в целом. Разумеется, слово «теракт» не употреблялось ни в документах, ни даже в частных разговорах, заменяясь на нейтральное «инцидент».

Егор сам вышел на контакт, предложив пересечься в ближайший вечер. Лучше, конечно, перехватить его, просветить — что можно раскрыть Сазонову, а где лучше промолчать. Если агент проболтается контрразведке, что куратор скрыл его амнезию, выносил совсекретные бумаги из кабинета, это — полная задница. Последствия даже представить невозможно. Но начальник управления дал поручение, не позволявшее сорваться из кабинета ранее семи вечера, хоть порвись…

Не имея выбора, Образцов положился на удачу и некоторую замкнутость «нового» Егора. Авось не скажет лишнего. Но досидел до