Шрифт:
Закладка:
— Мне нужны бумаги, — с угрозой выговорил он. – Где ты их достанешь, меня не волнует.
— Оставь угрозы для кого-нибудь другого. Ты умный мужик, Градский. Был бы дураком, не сидел бы в верхах. Бумаг нет. Агатов уничтожил их. Утопил в Неве. Невозможно достать то, чего нет. Раз этого не смог сделать я, не сможет никто. Ты можешь быть спокоен.
Он прищурился. Медленно отпил воду и, закрутив крышку, положил покрытую конденсатом бутылку между нами. Молчание было давящим. Будь на моём месте кто другой, начал бы нервничать. На это и был расчёт: дать мне почувствовать себя прижатым к стене.
— Я должен поверить тебе на слово?
Я усмехнулся уголком губ. Хороший вопрос. Риторический. Задавая его, Градский это понимал, а потому я предпочёл не отвечать. Вместо этого вытащил пластиковый конверт, из него карту.
— Я принёс тебе кое-что взамен, — зажал двумя пальцами. – Это способно нанести тебе куда больше вреда, чем бумаги, поверь.
Он с сомнением глянул на мою руку.
— Что тут?
— Замечательный момент замечательного вечера. Небольшое видео, Ваня. – Он хотел было взять карту, но я зажал её в кулаке и убрал руку. – Не так быстро. Ты хочешь быть уверенным в своей безопасности, я тоже.
— Ты не в том положении, чтобы требовать гарантии.
— Наше с тобой положение схоже. Разница только в том, чего каждый из нас может лишиться, — разжал кулак и сам отдал ему карту.
Он постучал между отгораживающему нас от водителя стеклу. Дал знак опустить.
— Дай мне свой телефон.
Без лишних вопросов телохранитель протянул ему мобильный. Я хмыкнул. Предусмотрительная сволочь.
— Как ты выразился, — после того, как стекло было вновь поднято, бросил он, вставляя карту, — нам всем нужны гарантии. Ни к чему рисковать там, где этого можно избежать.
Найдя запись, он включил её. Только на секунду. Этого оказалось достаточно, чтобы на лицо его набежала тень. Резко он перевёл взгляд на меня. Маска исчезла.
— Надеюсь, мы нашли компромисс?
По скулам его ходили желваки, в глазах стоял гнев.
— Это копия, — он не спрашивал. Градский знал, с кем имеет дело. – Где оригинал?
— Мне нужны гарантии.
— Какие гарантии, мать твою?! – прогремел он. Это выдало его страх. — Я тебя уничтожу. Тебя, твою девку и пацана. Ты, Афанасьев…
— Прибереги угрозы для кого-нибудь другого, — резко оборвал его. Иван заткнулся, сверкнул глазами. – Ты ещё тот поганец, Ваня, но слово держать умеешь. Так вот дай мне слово, что не тронешь мою семью.
Желваки заходили сильнее. Разъярённый, он ругнулся. Потом мотнул головой. Губы изогнула усмешка.
— Даже мёртвый, ты знаешь, что делаешь. Поэтому мне всегда нравилось сотрудничать с тобой. Если бы не твоя бывшая… — он ещё раз мотнул головой. – Я не трону твою семью. Обещаю.
Большего ждать не стоило. Да и прозвучало это достаточно убедительно. Мы не сводили друг с друга глаз.
— Оригинал, — он протянул руку.
— У тебя оригинал, Градский, — усмехнулся. – Копий нет. Клянусь.
— Сукин сын, — он сжал ладонь в кулак.
Вытащил из телефона карточку, нашёл в кармане дверцы складной нож и, немедля, раскромсал. За эту запись можно было получить много. Деньги, известность, безопасность. Последняя мне и была нужна.
Сложив нож, Градский отхлебнул ещё пару глотков воды. Выглядел он довольным, как если бы заключил отличную сделку. Благостное настроение разгладило морщины в уголках глаз. Постучав пальцами по сиденью, он хмыкнул собственным мыслям. Мы бы много чего могли обсудить, но ни один не горел желанием.
Градский посмотрел на часы как раз когда я хотел открыть дверцу.
— В выходные я открываю стадион. У чёрта на рогах, но обошёлся он мне всё равно в круглую сумму.
— Добрая репутация стоит дорого, Ваня.
— Именно, — согласился он. – Приходи со своими. Будет шоу. Открытие тоже влетело в копеечку, но народу всегда нужны были хлеб и зрелище. Так что… Красная ленточка, все дела. Твоим девчонке и пацанёнку наверняка понравится. – Улыбка не сходила с его лица. – Пусть это будет, так сказать, символическим жестом.
— Мы придём, — ответил ему спустя несколько секунд и открыл машину. Усмехнулся под взглядом Градского.
Тот жестом показал встретившему меня телохранителю, что всё в порядке.
— Мы придём, — положив ладонь на верх дверцы. – Обязательно. Если мне не изменяет память, это твой первый стадион.
На этом наш разговор был закончен. Сев за руль внедорожника, я потёр переносицу. Времени было только десять, а чувствовал я себя выжатым. Чертовски сложное начало дня. Но оно того стоило.
Машина Градского тронулась с места и вскоре скрылась из вида. Я закурил. Достал телефон, чтобы позвонить Нике, но прежде, чем сделал это, набрал короткое сообщение:
«Не люблю компромиссы», — отправил и тут же получил ответ:
«В этом мы с тобой похожи».
Вероника
Трибуны были заполнены. Лишь кое-где на самом верху оставались пустые кресла, да и то совсем редкие. Прямо напротив нас красная ленточка пересекала окаймляющую зелёное поле дорожку. Рядом собрались люди, некоторых из которых я видела по телевизору.
— Ника, когда всё начнётся? – потянул брат меня за рукав.
Напряжённая до предела, я вздрогнула. Дима ушёл уже минут десять назад и всё ещё не вернулся. Как я ни пыталась высмотреть его, не получалось.
— Когда начнётся, тогда и начнётся, — шикнула на брата. – Ты меня только что спрашивал. Думаешь, что-то изменилось?
Платон тяжко вздохнул и наконец успокоился. Я опять повернулась в сторону бокового прохода. Заметила мужа и почувствовала облегчение. Пройдя между рядами, он вручил нам с Платоном по большому вафельному рожку. Брат тут же зашуршал упаковкой. Дима тоже.
— Зачем мы пришли?
Хоть солнце и шпарило, окрашивая всё вокруг яркими цветами, мне было тревожно, чтобы наслаждаться мороженым. Да и вообще чем-либо наслаждаться.
— Зачем, Дим? Мы бы могли проигнорировать эти приглашения и всё. У этого человека… мэра, всё равно есть, чем заняться. Он бы даже не заметил, что мы не пришли.
Увлечённый мороженым Платошка зашуршал ещё громче. Дима снял обёртку со своего и отдал рожок мне. Взамен забрал мой и тоже открыл. Я тяжело вздохнула. Прямо на поле была установлена сцена с двумя боковыми экранами и флагами – российским триколором и полотном со столичным гербом. На поле же находилась трибуна дляVIPгостей. Мы же сидели в первом ряду обычной. Как усмехаясь пояснил Дима, чтобы не довести какую-нибудь особо впечатлительную светскую львицу до обморока его неожиданным воскрешением.