Шрифт:
Закладка:
Она лежала, наполовину закрытая каким-то документом. Но женщина на фото была, без сомнений, Молли Блум.
Молли Блум в юности.
28
Сутки и 5 часов назад
Со дня, когда Молли родила дочь, прошло шесть недель. Молли, конечно, усиленно тренировалась в своем тайном пристанище на улице Эульсгатан, но давно не испытывала свои силы в полной мере. Она не знала, что ее ждет в краях близ Хёлё.
Впервые она думала в таком ключе.
Ей пришлось приложить усилие, чтобы перевести мысли в другое русло. Молли начала размышлять о деньгах. За последние сутки она почти не думала о пенсионном страховании, в отличие от предыдущего периода; эти мысли вернулись лишь во сне. Даже если им не удастся найти Надю — а это наиболее вероятный исход, — она получит четверть миллиона. Если удастся — полмиллиона. Тогда до мечты, открытия фитнес-клуба, будет совсем рукой подать. Самооборона для женщин, выездные тренировки в разных экзотических местах.
Во время беременности она жила очень экономно, у нее еще оставались деньги от компенсации, полученной при увольнении. Если все сложить, средств должно хватить.
С другой стороны, пенсионная страховка — это дорого…
Автомобиль из проката мчался на юг, перебирая четки из южных пригородов, пока они не поредели после Сёдертелье. В районе села под названием Хейста дорога уходила в густой лес. Блум не была склонна к предрассудкам, но ей показалось, что вот-вот раздастся оружейный залп. Она проехала третий полуразвалившийся дом с ржавым автомобилем на участке. Узкая лесная дорога обогнула холм, и взору Молли предстал участок совершенно другого рода.
Роскошный — неверное слово, скорее устаревший и старинный одновременно. В девяностые годы построенная по индивидуальному плану вилла с бассейном и солнечной террасой наверняка производила впечатление; теперь же участок выглядел более антикварным, чем соседние, — все-таки в ржавеющих разбитых автомобилях есть что-то безвременное.
Блум подъехала к закрытой калитке железного забора. Покосившаяся, выцветшая табличка предупреждала о злой собаке; другая табличка гласила, что дом охраняется вневедомственной охраной. Молли вышла из машины, подождала, не раздастся ли собачий лай, потом нажала ручку, и калитка отворилась. Идя по заросшей садовой дорожке, она расстегнула куртку и кобуру.
Царило ощущение первого осеннего дня. Безжалостная серая суббота.
Блум окинула взглядом некогда авангардистские скошенные углы здания; ни малейших признаков жизни. Она подошла ближе, позвонила. Никакого сигнала, похоже, не прозвучало.
Отступив на пару шагов, Блум осмотрела фасад, окна. С другой стороны дома послышался какой-то звук. Она замерла, попыталась определить, откуда именно он раздается. Источник звука сместился влево. Блум достала пистолет и скользнула вправо. Вышла на большую заброшенную террасу. Остановилась у огромного панорамного окна. Встретилась взглядом с каким-то мужиком. По другую сторону дома. Мужчина поспешно скрылся. Блум снова поймала его взглядом, уже в другое окно. Мужчина убегал со всех ног.
Блум обогнула дом. Мужчина бежал рысцой, приближаясь к рощице. Блум кинулась за ним, вскинув пистолет. Ей уже давно не доводилось бегать, шаги давались с трудом, а когда некошеная лужайка закончилась и Блум оказалась на более болотистой почве, ноги будто отяжелели. Ее словно засасывало под землю.
К счастью, мужчину постигла та же участь. Он уже почти добежал до рощицы, их с Блум разделяли тридцать метров, когда он вдруг обернулся и встретился с ней взглядом.
Он тут же как будто сдался. Глядя на дуло пистолета, мужчина опустился на колени. Он умоляюще протянул руки, и Блум услышала, как он произнес:
— Нет.
Это было «нет» прозревшего человека.
«Нет» как последнее в жизни слово.
* * *
Мужчина сидел на диване. На вид ему было лет шестьдесят, он все никак не мог отдышаться. Похоже, лишний вес он набрал недавно, животик выглядел как привязанная к подтянутому телу подушка.
Блум рассматривала кресло рядом с собой. Садиться в него не очень-то хотелось. В конце концов она все же села.
— Вы же Юханнес Эдборг? — спросила она.
Мужчина медленно кивнул, отведя взгляд.
— Был, — сказал он. — По крайней мере, когда-то был.
— У меня на самобичевание чутье, — ответила Блум. — А тут жалостью к себе не просто пахнет, а воняет. А еще воняет спиртным. Вы делаете самогон?
— На это мне бы никогда не хватило терпения, — пропыхтел Юханнес Эдборг. — Покупаю у соседа.
— За кого вы меня приняли? — спросила Блум.
— О чем это вы?
— Вы как будто ждали, что кто-то придет и убьет вас. Кто именно?
— Чтобы умереть, надо пожить, — ответил Эдборг.
— Не стройте из себя дурака, — сказала Блум. — За кого вы меня приняли?
Эдборг покачал головой, медленно, нерешительно.
— Ладно, — произнесла Блум. — Я расскажу, что я вижу. Я вижу человека, который внезапно разбогател в девяностые и построил виллу в духе нуворишей, вероятнее всего, в тех местах, где он сам вырос, уехать далеко от родной деревни он не решился. Когда-то у него была семейная жизнь, но дети повзрослели, а вместе с ними испарилась и жена, решившаяся наконец на более достойное существование. Мужчина, растерявший все свое богатство, остался один, начал пить. Вопрос лишь в том, в какой момент возникла угроза.
— Значит, вы частный детектив? И почему я должен отвечать на ваши вопросы?
— Вы работали в государственной организации, — продолжала Блум. — В конце восьмидесятых возглавили интернат для людей со сниженными интеллектуальными возможностями под названием «Винтербу» в Ханинге. Когда интернат закрыли в самом конце девяностых, вы уже там не работали, я правильно понимаю? И начали карьеру в сфере частной медицины?
Впервые с той секунды, когда Блум усадила его в кресло, Эдборг поднял глаза. Тщательно подбирая слова, он произнес:
— Закон о семейной медицине. Его как раз тогда приняли. В начале девяностых. Нас воспитывали с мыслью, что медицинская помощь и уход должны быть одинаково доступны всем гражданам, независимо от толщины кошелька. И теперь таких, как я, застали врасплох. И меня в том числе. И то, чем я руководил, то, что всегда стояло на низшей ступени социальной лестницы, вдруг стало коммерчески выгодным делом. Я неплохо справлялся с дуриками, отсюда и блестящая идея начать свой бизнес.
— Но для этого нужен стартовый капитал, — заметила Блум.
— Капитал я насобирал.
— И теперь живете в страхе из-за этого капитала.
Юханнес Эдборг вытаращил глаза. Мигнул. Воцарилось молчание. Казалось, он просто не может ничего сказать.
Блум откинулась в изъеденном молью кресле и
