По человеческим законам, род Черной Воды на данный момент состоит их четырех представителей: Ксантиппы, Лотаря, меня и мелкой Мерри. Волшебники считают иначе.

Есть те, кто имеет право говорить от имени Дома – Лотарь, Астерия, Ксантиппа, я. В разной степени, но тем не менее. Есть Мередит, которая получит таковое право в будущем. Есть представители Дома, в силу различных причин считающиеся ограниченно дееспособными и заключать какие-либо договора или давать обещания не могущие. Они у нас находятся в Склепе, хотя парочка обращены в статуи, установленные на возможных местах прорыва защиты поместья. Другого применения берсеркам не нашли. И, наконец, есть бывшие члены Дома, формально к нему больше не принадлежащие, но полностью связей не утратившие. Финехас, например.

Хремет и тут выделился. Он и ему подобные формально никто, только надо быть полным идиотом, чтобы сказать им это в лицо. Ну, или в заменитель лица, по обстоятельствам.

Так вот, Финехас. Великий воин, по своим причинам отказавшийся следовать Зову и разорвавший связь с родовым духом. Отказавшийся покинуть мир смертных, дабы вечно служить прародительнице и продолживший служение Дому. Необыкновенно много утративший, но сохранивший воинское мастерство. Его и ему подобных зовут по-разному: отвергшими путь, разорвавшими цепи, предателями наполовину и много как ещё. Отношение к ним тоже отличается и колеблется от тотального неприятия и посыла наёмных убийц до спокойного «это его выбор, не будем вмешиваться».

Черная Вода в данном вопросе далека от крайностей и в радикализм не впадает. Если кто-то из родичей ушел без скандала, преследовать его не станут и лет через сто-двести даже могут принять обратно в новом статусе. Редкость, конечно – отвергшие путь в большинстве своём быстро помирают от рук многочисленных кровников или иных опасностей. Но некоторые выживают и выныривают в самых неожиданных местах.

И, образно, выражаясь, в очень необычных состояниях.

Лидс, несмотря на размеры, слишком напоминал одну огромную фабрику, чтобы мне понравиться. Да, тут есть музеи, оранжерея, вроде даже какой-то известный музыкальный фестиваль проводится… Город пропах углем, металлом и химией. Не понимаю, как Хаемон здесь живет. Или я ошибаюсь и обоняние у него теперь хуже человеческого?

– Твое письмо меня удивило.

Он просто возник рядом, появившись абсолютно бесшумно. Его не было – и вот он, стоит, опираясь спиной на чугунную ограду, рассматривая меня чуть прищуренными глазами. Неудивительно, что я дернулся, слегка распахнув плащ.

Хаемон удивленно дернул бровью, заметив саппару на моем правом бедре.

– Наставник, – короткий поклон. И снова переключил внимание на меня. – Семьсот лет ни весточки, ничего, и вдруг предложение встретиться. С чего бы это?

– А как же поздороваться, о погоде поболтать, справиться о здоровье троюродной тетушки? – мрачно вопросил я. Встреча началась как-то не по сценарию.

– Когда я родился, этикет был значительно проще. Сходу мечом не рубанул, значит, воспитанный человек, в захваченном замке не всех поголовно вырезал – ваще благородный. Не вижу смысла меняться. Итак?

– Мне нужно понять твое отношение к Дому, – после недолгого молчания разродился я. – Черная Вода прерывает затворничество. О твоем происхождении помнят, поэтому рано ли, поздно ли, мы пересечемся. Придет ко мне какой-нибудь вождь Белый Змей и начнет жаловаться, мол, Хаемон из Лидса перехватил контракт с гидрогеологами и теперь непонятно, кто будет новую шахту осушать. Что я ему отвечу? Моё это дело, не моё, кто ты для Дома – друг, враг, просто чужак? Я хочу определиться.

При упоминании о Белом Змее, с которым они давно на ножах, Хаемон довольно заулыбался, но под конец моей речи лицо его снова стало холодным.

– Сам-то как думаешь? Меня пытались убить собственные племянники!

– Было за что, – независимо пожал я плечами. – Ты стал первым из Священных родов, кто принял темный поцелуй. Судя по хроникам, из-за этого Дом поимел массу проблем, наша вражда с Белой Вуалью с тех пор тянется! Я вообще не понимаю, как можно добровольно переродиться в одного из ночных.

– Да? А вот мне кажется, это честно – платить чужими жизнями за возможность продлить свою.

– Интересное высказывание. Мне следует считать, что твой человек в Лондоне помогал Клайду?

– Не понял тебя. Объяснись.

Вроде бы, не врет. Хотя не с моим опытом судить.

– Я расследую попытку испивания души, ищейки Министерства предоставили мне фотографии подозреваемых. Одного из них опознали как Эрика-Копейщика. Я решил, что это совпадение, потому что в такой грязи ты замечен никогда не был. Я ошибся?

– Заткнись!

На голову словно опустился глухой плотный мешок, челюсть свело судорогой. Хаемон стоял, задумчиво постукивая тростью по ладони правой руки, и о чем-то размышлял.

– Значит, ты подозреваешь Клайда. Кивни, если да.

Кивнул. Что оставалось-то?

– Он нам кое в чем помогал, но про то, что он людишек высасывает, мы не знали. И фото Эрика в Министерстве видели? Плохо. Значит, князь Лондона про Эрика знает… Ты за этим пришел? Хотел у меня выяснить, не знаю ли я, где двоедушница? А слова-то красивые плел, про Дом говорил…