и позавчера — в обед и вечером. Я чувствовала себя так, будто нахожусь рядом, и душа моя изнывала от боли. Я плакала и зажимала руками уши, но очередной её крик нельзя было предугадать. Тогда я шла в санузел, где включала воду, и сидела на душевом поддоне столько времени, сколько могла выдержать, стараясь при этом непредставлять, какие ужасы творят с несчастной прямо за этой стенкой. Такое поведение отчасти походило на трусость и малодушие, и мне было стыдно. Но той частью коры головного мозга, отвечающей за рациональное мышление, я понимала, что сделать что-то для этой женщины мне не представлялось возможным.

Помимо ужаса и чувства жалости к ней, я испытывала… нет, не облегчение. Чувство, сродное тому, что испытывают друг к другу ученики на уроке особо злого и несправедливого учителя. «Мы в сущем кошмаре, но терпим его вместе, и коллективный дух нас бодрит». Правда, в данной ситуации связь эта была односторонней — о моём существовании соседка по несчастью пока что могла только подозревать. Иногда мне хотелось ей что-нибудь крикнуть, но каждый раз эта идея теряла смысл, едва я решалась открыть рот. И мне оставалось вновь и вновь слушать тишину, надеясь, что с женщиной пока всё хорошо. Я хотела, чтоб к ней не притрагивались как можно дольше, и понимала, что теперь моё душевное состояние будет зависеть, в том числе и от того, что происходит за стеной.

Этот ублюдок был прав. Избавиться от привязанности к кому-то — не в моей власти. Сложнее для меня только её не приобретать.

Теперь я была не одна.

Но я и так не одна!

Снова шевеление. А сразу за ним — слабый, но уже различимый толчок.

Я взглянула на контейнеры с завтраком у двери. Уже долгое время я не притрагивалась к ним раньше, чем через три часа, зная, что вид еды лишь усугубит моё плохое самочувствие. Однако сейчас я подумала, что справлюсь.

Подойдя к двери, я сразу же разглядела обёрнутую пищевой плёнкой пластиковую подложку, в которой покоилось филе слабосолёной форели. От одного вида некогда любимого лакомства на меня накатила дурнота. Глубоко выдохнув, я медленно отошла к кровати и села на неё, стараясь прийти в себя.

Всё больше не будет как прежде. Теперь мне придётся это принять.

То, чего я так долго боялась признать, стало для меня, наконец, очевиднее, чем когда-либо.

Я не могу видеть, как меняется внешний мир в связи со сменой времён года и погодных условий. Но за одной последовательностью изменений наблюдать мне всё-таки суждено.

Той, которая происходит уже внутри меня.

Я посмотрела на свою белую комбинацию одежды. Теперь штаны и футболка отнюдь не болтались на мне свободно, но пока что я в них влезала.

Положив ладонь на округлившийся живот, я вновь почувствовала изнутри небольшой толчок. Вновь, как в первый раз неделю назад, я с восторгом и страхом подумала, что это — самоенеобычное ощущение в моей жизни.

Глава 14

От разнообразия кухонной утвари уже разбегались глаза, однако ни один из представленных на сайте вариантов кофеварки не подходил на роль достойного презента начальнику. Вздохнув, я перехватила телефон поудобнее и открыла сайт следующего магазина. Взору моего вновь предстали модели, цвета которых варьировались от чёрного до металлически-серого.

Проигнорировав варианты с низкими ценами, я сразу перешла к тем, стоимость которых начиналась от пятнадцати тысяч рублей. Не спеша я водила пальцем по сенсорному экрану, тщательно рассматривая агрегаты и читая характеристики понравившихся. Надеюсь, тут я что-нибудь выберу.

Послышала грохот. Оторвавшись от экрана, я увидела, что наша младшая лаборантка Зина уронила чайник. На моё предложение помощи кудрявая светловолосая девушка спешно заверила меня, что всё в порядке, подобрала упавшую посудину и принялась вытирать лужу. Её коллега по званию, худая темноволосая Оксана со стрижкой каре, сидя за обеденным столом, выуживала из целлофанового мешка ленты для упаковки подарков и сортировала их по цветам. Третья сотрудница, Майя, сидела на кресле у окна и, пододвинув к себе журнальный столик, сосредоточенно рисовала плакат. Тёмно-русые волосы то и дело падали ей на лицо.

Увиденное помогало мне поднять командный дух и почувствовать атмосферу грядущего праздника — всё, на что мне сейчас нужно было настроиться. Именно поэтому я вместо того, чтобы пойти к себе кабинет, решила заняться выбором подарка Гаврилюку в комнате отдыха среди остальных. Может, роль сыграло и то, что одной мне сейчас было скучно.

Через несколько минут я, удовлетворённая поиском, сделала скрины с фото и описанием трёх кофемашин и отправила их Антону. Я знала, что спокойно могла бы определиться с вариантом и без него — тем более что он сам был бы не против моего единоличного решения, так как тоже ничего не смыслил в устройствах для приготовления древнего арабского напитка. Но я, помимо простого уважения к мнению мужа, всю супружескую жизнь свято придерживалась правила «последнее слово — за главой семьи». Даже если это самоеслово ему подсказала я. Главное здесь — дать понять, что он принял решение самостоятельно. Сегодня к тому же Антон нуждался в поддержке больше обычного. С утра он побывал на лечении зуба у стоматолога. Всё прошло отлично, но после у мужа разболелась голова.

— Эта бормафына — кофмар, — пожаловался он, зайдя в наш малый конференц-зал на первом этаже, где вот-вот должно было начаться неофициальное заседание сотрудников отдела по поводу обсуждения вопросов, касающихся дня рождения начальника. Из-за распухшей щеки речь Антона была шепелявой. Как его заверил доктор — отёк спадет через несколько часов.

— Пифк такой пфотивный, ефкий, как комаф. Прям в голофу отфало.

— Молчи уже, — улыбнулась я. — Если что, я буду говорить за нас двоих.

Собрание длилось от силы час, но в форме настолько жаркой дискуссии, что все участники порядком утомились. Кроме разве что главного энтузиаста, коим выступал наш неизменный массовик-затейник: старший научный сотрудник физиологии Ефим Кудряшов. Маленький полноватый мужичок тридцати пяти лет носился вокруг стола, за которым висели доска и проектор. Активно жестикулируя руками (в одной из которых был открытый маркер, так что подходить к нему ближе чем на метр никто не решался), он тараторил и тараторил.

— Ребята, коллеги! Давайте разделимся и купим Петру Владимировичу два подарка. Один — это что-нибудь ценное, а второй — просто приятности. Допустим, еду и алкоголь. Знаете, сейчас такие корзины продаются, уже с готовыми наборами всего. Есть чисто мясные наборы: с колбасой, нарезкой. Кстати, отличный мужской вариант. Я считаю, это лучше, чем