но тогда продвинуть его кандидатуру не удалось, потому что сёгунским сановникам было выгодно править из-за спины несведущего в делах подростка. Но, после смерти Иэмоти, у Ёсинобу больше не было достойных конкурентов, и он стал сёгуном.

Мог ли Ёсинобу предотвратить падение сёгуната? Надо признать, что определенные шансы у него имелись, особенно с учетом наличия двух мудрых сподвижников – главы княжества Фукуи[105] Мацудайра-но Ёсинага, одного из наиболее влиятельных и предприимчивых даймё того времени, и главы княжества Toca[106] Ямаути-но Доёсигэ, который и посоветовал сёгуну передать власть императору. Ёсинобу начал очень хорошо – прекратил военные действия против княжества Тёсю, продемонстрировав тем самым свое миролюбие и готовность к компромиссам, но эта готовность уже воспринималась японским обществом не как проявление мудрости, а как проявление слабости.

Кстати говоря, Ёсинобу обвиняли в смерти императора Комэя, скоропостижно скончавшегося на тридцать шестом году жизни при странных обстоятельствах, позволяющих заподозрить отравление (согласно официальной версии, император умер от оспы). Однако, смерть императора, проявлявшего готовность к сотрудничеству с сёгунатом и выдавшего за покойного сёгуна Иэмоти свою сестру, больше играла на руку сторонникам свержения сёгуната. Но, так или иначе, правда скрыта во мраке времени и вряд ли мы когда-нибудь узнаем отчего и по чьей воле умер император Комэй.

«Открытие» Японии ожидаемо повлекло за собой вмешательство западных держав во внутренние дела страны. Так, например, британское правительство активно интриговало против сёгуна, в то время как французы, привыкшие повсюду играть против британцев, пытались поддерживать Ёсинобу. Французский император Наполеон III прислал в подарок сёгуну арабских лошадей и французский офицерский мундир, в котором Ёсинобу имел неосторожность сфотографироваться. Сёгун хотел таким образом продемонстрировать миру свои передовые взгляды, но на деле он показал японцам «свое черепашье нутро»[107], как выразился один из его оппонентов.

Что же касается императора Комэя, то главная его историческая заслуга состоит в возрождении престижа императорской власти, что стало толчком к свержению сёгуната.

Часть III

Японская империя

Глава 10

Период Мэйдзи – время больших перемен

Периоды правления императоров Мэйдзи (Муцухито), Тайсё (Ёсихито) и Сёва (Хирохито) настолько богаты событиями и важны для японской истории, что каждому из этих монархов будет посвящена отдельная глава. Слово «монарх» в этой книге употреблено впервые и к месту, поскольку все упомянутые императоры были реальными правителями государства. Да, разумеется, был еще и парламент, и военная верхушка обладала определенным влиянием, но, в любом случае, и парламентарии, и военные, считались с императорской волей, порой больше, порой меньше, но считались.

Понятия верности и долга в самурайской культуре

Интерес к Японии, японской истории и японской культуре проявляется во всем мире, и автор искренне надеется на то, что его скромный труд может привлечь внимание иностранных читателей. Специально для них автор считает нужным сделать небольшое пояснение, касающееся таких важных для каждого японца понятий, как верность и долг. Именно что для каждого, поскольку современная японская культура испытала на себе выраженное влияние самурайских понятий и представлений, в первую очередь – моральные установки кодекса Бусидо. Когда говорят, что каждый японец в глубине души самурай, нисколько не преувеличивают, так оно и есть. Не так важно наличие предков-самураев, как следование самурайским ценностям.

Понятие верности, берущее начало из конфуцианства, в котором почитания родителей и старших является главной добродетелью, подкреплялось аналогичными установками синтоизма, призывающего хранить верность своему роду и его главе (в широком смысле – императору). В самом популярном самурайском трактате «Хагакурэ» («Сокрытое в листве») сказано: «Человек, находящийся на службе, должен заботиться и беспокоиться о своем господине. В этом его единственное предназначение»[108]. Вот пример истинного следования долгу из того же источника: «Генеалогическое древо рода Сома, с которым в Японии больше ничто не может сравниться, изображено на свитке, получившем название тикэн марокаси. Однажды в резиденции господина Сомы возник пожар. Глядя на горящие постройки, господин Сома говорил: «И дом, и утварь не жалко. Сгорят – все можно восстановить. Но чего не вернуть – так это нашей главной фамильной драгоценности – генеалогического древа». И тут один слуга сказал: «Я спасу его от огня». Господин Сома и его вассалы подняли слугу на смех: «Как ты это сделаешь, когда все горит?» Этот слуга ничем особо не выделялся, и толку от него большого не было, но господину нравилось его усердие. «Я знаю, что неуклюж и небрежен и польза от меня невелика. Но я всегда был готов отдать свою жизнь, если представится возможность сделать что-то полезное. Думаю, это время наступило». С этими словами слуга бросился в бушевавший огонь. Когда пожар кончился, господин Сома приказал своим людям: «Отыщите его тело. Эх, бедняга!» Обгоревшие останки слуги были найдены в саду у жилых покоев. Как только тело подняли, из живота хлынула кровь. Оказалось, слуга распорол себе живот и засунул туда свиток, чтобы защитить от огня. И свиток совершенно не пострадал. Так он получил еще название тикэйдзу [родословная на крови]».

В основе отношений между старшим и младшим лежат понятия «он» и «гири». Он представляет собой благодарность по отношению к вышестоящим за проявляемое ими внимание. Выплата жалования, какая-то иная награда, или же похвала – все это он. Именно он определяет отношение самурая к его сюзерену, благодеяние рождает такие чувства, как признательность и благодарность. Он подразумевает абсолютную преданность, которая подкрепляется понятием «гири» – морального долга или обязанности, установленной традициями общества. Но гири без он, все равно, что лошадь на двух ногах. Невозможно повиноваться господину только потому, что так принято, нужны еще и личные мотивы-он.

«Усилия вассала, направленные на укрепление стабильности и процветания клана, служат еще более важным доказательством его исключительной преданности господину, чем подвиги, совершенные на поле брани, – говорится в «Хагакурэ». – Воин может первым ворваться в стан неприятеля, совершить подвиги и отдать свою жизнь. Больше от него ничего не требуется, такова его работа. А вот исправление упущений своего господина – это не краткий акт самопожертвования, оно требует неустанных усилий на протяжении всей жизни… При этом нельзя назвать по-настоящему преданным слугой того, кто не руководствуется бескорыстными соображениями».

Это была преамбула, необходимая для понимания сути вопроса. Оперируя понятием «долг» в допустимых пределах (то есть, не требуя чего-то бесчестного) самурая можно заставить совершить любое деяние. Но в противостоянии между сёгунатом и императором сёгунская власть не могла широко использовать понятие долга, поскольку долг перед императором выше