лет. Все это сказано к тому, что во время пребывания Комэя на престоле власть находилась в руках бакуфу, а личность сёгуна значения не имела. Для Комэя такое положение дел было выгодным, поскольку сёгунские сановники проявляли к императору и его двору больше уважения, нежели сёгуны, которые, в первую очередь, видели в императорах своих политических оппонентов и были настроены не столько на сотрудничество, сколько на использование императора в своих интересах (последний сёгун Ёсинобу был исключением из этого правила).

О причинах, побудивших Соединенные Штаты настаивать на прекращении самоизоляции Японии, знают все, так что распространяться на эту тему нет необходимости. Американцам, а также другим западным коммерсантам, хотелось иметь возможность торговать с Японией и пользоваться японскими портами для пополнения запасов угля, продовольствия и воды. Видя, что уговорами добиться желаемого не получится, американцы прибегли к шантажу – прислали в 1853 году к японским берегам эскадру под командованием командора Мэтью Перри, который пригрозил разрушить Эдо артиллерийским огнем в случае несогласия бакуфу «открыть» страну. Правительству пришлось согласиться, поскольку другого выхода у него не было. Что могла противопоставить Япония современным кораблям, оснащенным по всем правилам военной науки? Самураев, готовых умереть, защищая родную землю? Американцы не подпустили бы их близко, а расстреляли издалека…

В результате 31 марта 1854 года был подписан договор, открывавший японские порты Симода и Хакодате для американской торговли, а также предоставлявший Соединенным Штатам право открытия консульства в Симоде. Командор Перри, представлявший американскую сторону, настаивал на том, чтобы договор подписал император, но Комэй был твердым противником «открытия» страны, да и несообразно потомку Аматэрасу-о-миками встречаться с наглым гайдзином[100], начинающим переговоры с угроз. Приверженность традициям дорога сердцу каждого японца. Мало кто задумывался о том, что у бакуфу не было выбора – большинство упрекало сёгуна с его сановниками в «предательстве японских интересов» и восхищалось императором, который не собирался идти на уступки американцам. Изрядно подорванный престиж сёгунской власти упал еще ниже, а престиж императорской власти и лично Комэя возрос. Поэтому, четырьмя годами позже, при заключении нового договора с американцами, бакуфу решило заручиться одобрением императора, которое Комэй дать отказался (и это уже был показательный прецедент). Причиной отказа стал не сам факт заключения договора, а его содержание, невыгодное для японской стороны. В частности, договор предусматривал открытие для американцев еще четырех портов – Канагава, Нагасаки, Ниигата и Хёго, а также открытие для них городов Эдо и Осака, правда одновременно для американцев закрывался порт Симода, но он уже и не был им нужен. Также американцы получали право основания своих поселений в открытых портах, которым предоставлялась экстерриториальность… Японцы не могли смириться с мыслью о том, что гайдзины будут хозяйничать на их священной земле. Тем не менее, глава бакуфу Ии Наосукэ решил подписать договор и сделал это. Возмущенный Комэй собирался в знак протеста отречься от престола, что стало бы серьезным ударом по сёгуну и его правительству, но приближенные уговорили императора проявить благоразумие и начать борьбу с сёгунатом.

В сложившейся ситуации император Комэй дважды сделал правильный выбор – и когда отказался одобрить договор, и когда отказался от намерения отречься. Одобрение крайне непопулярного в народе договора означало бы для императора политическую смерть – подданные ни за что не простили бы ему подобного компромисса. Отрекаться, иначе говоря – делать политическое сэппуку в условиях, когда можно бороться и есть шансы на победу, было бы вдвойне неразумно.

Какие шансы на победу имелись у императора Комэя?

Довольно большие. Среди самураев зрело недовольство «предательской» политикой сёгуната, а в императоре недовольные видели защитника и покровителя. Масла в огонь подлило заключение аналогичных договоров с Голландией, Россией, Великобританией и Францией. По причине отсутствия императорского одобрения все эти договоры назывались «временными», но это проявление деликатности стало единственной уступкой бакуфу, которое, опираясь на многовековой исторический опыт, собиралось игнорировать императора и его двор.

Но времена изменились. Игнорировать императора не очень-то получалось, а игнорировать недовольство подданных и вовсе было невозможно. «Первой ласточкой» стал заговор с целью убийства родзю Манабэ Акикацу, организованный самураем Ёсидой Сёином. Акикацу отвечал в бакуфу за заключение договоров с западными государствами, то есть был таким же «предателем интересов японской нации», как и Ии-но Наосукэ.

Заговор был раскрыт, Ёсиду казнили, а против недовольных развернули кампанию, получившую название репрессий годов Ансэй[101]. Четырнадцать оппозиционеров были казнены, кого-то поместили под домашний арест, многие лишились чинов и должностей. Суть репрессий заключалась в том, что долг ставился выше интересов государства, которые всяк волен понимать по-своему – подданные должны подчиняться решениям правительства, а не оспаривать их.

Репрессии годов Ансэй завершались в 1859 году, а в марте следующего года возле ворот Сакурада главного сёгунского замка Эдо был убит ненавистный Ии-но Наосукэ. Восемнадцать самураев из наиболее нелояльных княжеств Сацума и Мито, которые лишились своих владений в ходе репрессий, изрубили мечами Наосукэ и его свиту. В написанной перед нападением декларации «Цель убийства тирана» говорилось о необходимости прекращения преследования недовольных и изменения неверного политического курса сёгунского правительства на правильный, но на деле с инцидента у ворот Сакурада начался крах сёгуната Токугава и крах идеи сёгуната вообще. С каждым днем все больше и больше японцев становились сторонниками прямого императорского правления и этому способствовало поведение императора Комэя, который выгодно отличался и от недееспособных сёгунов, и от их продажных сановников. «Открытие» страны японцы объясняли просто – иностранцы хорошо заплатили предателям, вот те и стараются.

Горячие головы призывали решать проблемы при помощи мечей, а здравомыслящие люди пытались искать компромиссы, способные предотвратить гражданскую войну, опасность которой была весьма высока, поскольку в каждой области были и противники сёгуната, и его сторонники. Одним лишь призывом «меж четырех морей все люди братья»[102] здесь было не обойтись, нужны были более веские доводы и более убедительные демонстрации. В 1862 году сестра императора Комэя принцесса Кадзу-но-мия[103] Тикако была выдана за сёгуна Иэмоти, который, по приглашению (настоянию) императора, трижды посещал императорский дворец в Киото, чего сёгуны не делали уже на протяжении двух веков. Однако же, создание аристократически-самурайского союза не успокоило бурлящие страсти. Наибольшие проблемы создавало княжество Тёсю[104], родина мятежного самурая Ёсида-но Сёина. В 1863 году повстанцы из Тёсю предприняли попытку захвата императорского дворца, сопровождавшуюся обстрелом из пушек, но ее удалось отразить. Генерал-губернатором Киото в то время был Токугава-но Ёсинобу, пользовавшийся расположением императора. В свое время императору и его окружению хотелось, чтобы вместо юного и не блещущего достоинствами Иэмоти сёгуном стал деятельный двадцатилетний Ёсинобу,