будь повежливее с мамой, черт возьми, — никакого обмена нежностями, когда он заканчивает разговор, наконец-то предоставляя мне возможность взорваться, как бы это ни было запоздало.

— Продолжаем видеться друг с другом? — я усмехаюсь. — У тебя проблемы с памятью? Ты склонен что-то забывать?

— Я мог бы спросить тебя о том же самом. Я знаю, ты хорошо провела время в прошлую субботу. Ты сама мне это сказала и, если ты попытаешься это отрицать, я буду ходить от двери к двери и спрашивать отзывы у твоих соседей.

— Не будь несносным, — я крепче сжимаю свою косметичку. — Ты знаешь, что это не то, о чем я говорю.

Отис появляется в дверях ванной и прислоняется к косяку. Меня отталкивает то, что он сказал, но больше всего я в ярости от того, насколько гиперактивной он меня делает. Когда я поворачиваюсь лицом к зеркалу, чтобы избежать встречи с ним, мои любопытные глаза выдают меня, устремляясь к его отражению, каждый раз замечая что-то новое в его телосложении.

— На самом деле, я не знаю, — растягивает он, невозмутимо, приближая к размышлениям.

Я не могу оставаться на месте. Не могу больше пялиться на него. Я заставляю себя чем-то заняться, залезть в свой шкаф и выбирать наряд.

— Какую часть того, что я вышвырнула тебя из своей квартиры, ты не понял?

— Итак, ты признаешь это. Ты солгала. К тебе не приходили друзья? — он звучит властно, защищаясь.

— И? — я хмыкаю, смущенная своей непреднамеренной оплошностью. Наконец я останавливаюсь на самом потасканном топе, который у меня есть, сочетая его с обтягивающей короткой юбкой, в которой моя задница выглядит совершенно сногсшибательно.

— Я хотела, чтобы ты убрался из моего дома. Что означает…

Он не заполняет пробелы, а говорит в замешательстве.

— Что это значит?

Я застегиваю юбку, затем выхожу из шкафа и сердито смотрю на него. Я знаю, что футболисты и спортсмены в целом не являются сливками академической среды, но я также знаю, что они не большие болваны, учитывая, насколько стратегичен спорт. В их сотрясенных мозгах должна быть хоть капля ума.

Меня раздражает, что он прикидывается дурачком. Поэтому, когда я отвечаю, я веду себя некрасиво. Ни в малейшей степени.

— Что означает, что я хочу, чтобы, между нами, больше ничего не происходило. Я не хочу играть в дом. Я не хочу, чтобы за мной ухаживали с завтраком по утрам. Я не хочу, чтобы между нами существовали какие-либо обязательства или регулярная привязанность. Мы трахались как незнакомцы и расстаемся как незнакомцы.

Он не слышит меня, уставившись на меня так, словно хочет проглотить целиком. Его глаза широко раскрыты, рот приоткрыт, дыхание учащенное. Он обводит мое тело взглядом, задерживаясь на выпуклостях моих грудей, обнаженной коже живота и мощном изгибе бедер.

От всего сердца я хотела бы сказать, что на меня это не повлияло и что голод, омрачающий его черты, вовсе не взаимный. Хотела бы я испытывать отвращение к тому, как он обнажает меня своим взглядом.

Однако я не могу этого сказать, потому что, когда он облизывает губы и, наконец, встречается со мной взглядом, меня охватывает желание, которое распространяется от макушки до бедер. Я уже чувствую, как меня колотит от острого желания, моменты из нашей совместной ночи театрально вспыхивают в моем сознании.

Это действительно был хороший трах. Даже великолепный.

— Ты хорошо выглядишь, — бормочет Отис, восхищение сквозит в каждом слоге.

Незнакомое чувство застенчивости пробегает у меня по коже. Я переигрываю, чтобы скрыть это.

— Я знаю.

Он прикусывает нижнюю губу и наклоняет голову, как будто пытается получше меня рассмотреть.

— Я имею в виду, типа, действительно хорошо.

Играй в это. Его комплименты не должны так на меня действовать. Не должны заставлять мое сердце колотиться так, словно у меня вот-вот лопнет сосуд.

— На это и была нацелена.

— Твоя цель — выглядеть действительно хорошо?

Я пожимаю плечами.

— И это все? Ты уверена, что это не должно было выглядеть чертовски аппетитно?

Я подавляю дрожь при воспоминании о той ночи, при мысли о его похвалах и о том, как он обещал сделать меня своей новой навязчивой идеей. Пылкий комплимент рикошетом проходит сквозь меня. Именно эта реакция придает мне достаточно здравого смысла, чтобы отвернуться от него и возобновить подготовку. Я не могу поддаться чувственным чарам, которыми он меня околдовал, поэтому наклоняюсь над раковиной, чтобы подойти поближе к зеркалу. Когда я поднимаю кисточку консилера, моя рука слегка дрожит, и мне приходится дважды сжать ее, чтобы унять дрожь.

Будь проклято мое либидо. Черт бы побрал его прямо в аду.

— Ты слышал, что я только что сказала? — я огрызаюсь с презрением, надеясь разорвать эту дымку желания, которая окутывает нас.

— Эм, — он пялился на мою задницу, но мое восклицание возвращает его внимание к моему лицу. Он качает головой, позволяя своим буйным мыслям улетучиться. Одаривая меня застенчивой улыбкой, он снова облизывает губы, — нет. Извини.

Я втираю в лицо еще одно кремовое средство, больше, чем когда-либо решив выставить его из моего дома.

— Я сказала, что не хочу отношений, — по крайней мере, такова суть.

— Ты не хочешь отношений, — он задумывается на долгое время, затем ухмыляется.

Я в очередной раз поражена тем, насколько он очарователен. Почему он должен быть таким чертовски милым? Почему он не мог просто быть бойким и неприступным, как в тот первый раз, когда я встретила его? Невозможно игнорировать его, не любить его, когда он так выглядит и ведет себя.

— Ну, черт возьми, это приятно слышать. Фантастика, на самом деле! Потому что я тоже не хочу отношений! У меня нет времени. У меня футбол, и я должен сосредоточиться на получении приглашения в «Комбайн» этой весной, а мои занятия в этом семестре чертовски трудные. Так что вместо отношений мы могли бы завязать… взаимовыгодную дружбу, понимаешь?

— Как приятели по траху?

Отис кивает, переусердствовав.

Я немедленно качаю головой, не давая себе времени обдумать это, мое намерение было ясным с самого начала.

— Нет, спасибо.

Мой отказ не замечается им. Это ясно по тому, как морщится его лоб, как сосредоточенно сужаются глаза. Потирая рукой рот, он четко формулирует свои мысли:

— Ты не хочешь снова заняться сексом?

— Нет, — да.

Боже, я до сих пор помню, как у меня поджались пальцы на ногах, когда он лакомился мной.

— Даже если это было хорошо?

Хорошо? Вот как мы это классифицируем? Обычный старый добрый трах? Что за гребаная пародия.

— Нет, — абсолютно. Возьми меня прямо здесь, прямо сейчас, папочка.

— Черт. Ладно, я…