А тут… Альма была младше меня на пять месяцев. То есть пока моя мать носила первенца, отец развлекался со служанкой?! А ведь я боготворила Эгиля и то чувство, которое связывало его и мать. Они оба прошли испытание родительским гневом и не побоялись пойти наперекор обычаю благословения брака старшими членами семьи! Нет, не может быть, что стоило матери забеременеть, как отец тут же кинулся в объятия другой. Конечно, я слышала, что мужчины чувствуют и смотрят на плотские связи иначе, чем их возлюбленные, но допустить наличие сестры-погодки от другой женщины не была готова.

— Я не лгу! — выкрикнула Альма и отпрянула на шаг, сжав в руке пару шпилек. Я покосилась на них и подумала, что девушка сейчас вонзит их себе в руку. Или мне.

— Значит, твоя мать…

Я хотела сказать «дешёвая потаскуха, которая была готова раздвинуть ноги перед тем, кто выше неё по положению», но сдержалась. Говорить в подобном ключе про покойную нехорошо. Вообще, говорить так недостойно моего имени и звания.

— … подлая женщина. Была, — торопливо поправилась я, опуская глаза.

Альма молчала, я же ощущала себя так, будто находилась в центре снежной бури. Говорят, внутри неё так тихо и спокойно только потому, что ты стоишь в шаге от смерти.

Чувство разряженного, как перед грозой, воздуха нарастало.

— Она влюбилась…

— Прости, — вымолвила я, увидев слезу на щеке кузины или, как теперь выяснилось, сестры. Во мне ещё теплилась надежда, что всё это не более, чем самообман служанки, привыкшей считать себя полугоспожой. — Я не хотела её обидеть, но… мне сложно поверить. Отец очень любит мать, он не стал бы причинять ей боль.

— Я не знаю, — вздохнула Альма, взглянув на меня по-волчьи, с таким же звериным блеском в глазах, в которых угадывался Дар. Слабый, тёмный, многократно разбавленный немагической кровью. — Мама оставила письмо, она бы не стала лгать.

Мы стояли напротив друг друга: растерянные, со сжатыми в кулаки ладонями и смотрели исподлобья, с подозрением. С надеждой. Альма — на то, что всё это окажется правдой, и взлелеянная ей мечта стать госпожой по праву крови, не по обману, однажды осуществиться, я — на то, что кузина заблуждается.

— Будь это правдой, мама бы не стала держать тебя при себе, — привела я как можно равнодушнее последний довод. Он казался мне самым разумным и естественным.

Больше было нечего добавить. Я тяжело опустилась на застеленную кровать и сложила руки на коленях, уставившись в стену. Сразу накатила усталость и апатия. Хотелось лечь спать и ни о чём не думать.

Я со странным равнодушием поймала себя на мысли, что дом и жених кажутся далёким сном, не имеющим никаких связей с реальностью. Прекрасной сказкой, выдуманной специально для меня.

— Наш отец приказал ей, — тихо ответила Альма и села рядом, но одновременно чуть поодаль. — Он сам сказал мне, что его дочь никто не посмеет тронуть.

Это отец мог, я знала. Как и то, что мама должна была смириться. Если бы у неё был сын, возможно, отец не стал бы так поступать. Если бы у неё был Дар. И влиятельная семья за плечами.

— Я не хочу возвращаться обратно. Просто не могу. Теперь, — продолжила Альма. Её слова отдавали такой полынной горечью, что я с удивлением, будто видела Альму первый раз, посмотрела в её сторону. — И вам там нечего делать.

Я хотела возразить. Правда. Но крыть было нечем. Мой Дар окреп здесь, и я угадывала, что это не конец, а средина предназначенного мне пути.

— На всё воля Богов, — произнесла я, показывая, что разговор исчерпан. Где-то за окном, будто в подтверждение моих слов, угукнула птичка-проводник. Глупая птаха, несущая волю небес.

— Вам пора, — встрепенулась Альма. Поджав губы и тыльной стороной ладони вытерев со щёк слёзы, она решительно встала и снова взялась за шпильки.

* * *

С помощью Альмы и подоспевшей к назначенному времени Марты я смогла быстро привести себя в порядок. По крайней мере, внешне приобрела спокойный, собранный вид человека, решившегося пройти очередное испытание на пути к титулу жены короля.

— Ярла Виртанен, нам пора, — повторила Марта, чтобы привлечь моё внимание. Я же стояла напротив напольного зеркала и смотрела на отражение. «Невеста государя» была красива: осанка, поворот головы, — всё выдавало в ней знатность, и было достаточным основанием, чтобы зачать с ней ребёнка. Сына, которому суждено стать правителем этой страны.

А то, что королева погибнет, так можно заказать придворному художнику портрет, призванный сохранить для потомков красоту владычицы-одногодки. Чьё величие на троне закончится ровно через девять месяцев. И можно устроить новый отбор, погоревав положенный срок.

«Королева Герд, мать Рагнара Третьего, тоже когда-то была в похожей ситуации», — горько подумала я и, повернувшись к горничным, избегая смотреть на Альму, произнесла:

— Я готова.

Девушки сделали книксен, и Марта повела меня узкими коридорами на первый этаж. В оранжерею, где и должна будет состояться встреча.

Я знала, что меня снова оставили напоследок. Остальные претендентки уже удостоились беседы с фавориткой государя. Почему меня снова проверяют последней?

К счастью, Марта не лезла с разговорами, держась от меня на расстоянии и показывая, куда следует идти.

На лестнице нас встретила ярла Янссон. Пожилая дама, наглухо застёгнутая на все пуговицы светлого, но строгого платья окинула меня придирчивым взглядом.

— Весьма фривольно, ярла Виртанен.

Замечание прозвучало как укор. Я знала, что отчасти распорядительница права, хоть и не подозревает об этом: испытания нужны не для того, чтобы найти покорную жену, а для того, чтобы выявить сильного Мага. Мой же наряд больше подходил для свидания с возлюбленным, но в других нарядах в оранжерее будет невыносимо жарко.

— И не утомляйте ярлу Грид вопросами, — продолжала наставлять меня Янссон, пока мы спускались по винтовой лестнице на первый этаж. — Это она вас испытывает, не вы её.

Я только пожала плечами и кивнула. Спорить с кем-либо посторонним не хотелось, я всё ещё находилась под впечатлением от нашего с Альмой разговора. Даже страх перед вязкой, статичной энергией Юлианны отступил на фоне последних новостей.

Я не оправдывала отца. Он поступил с Виленной низко и подло, хотя с точки зрения большинства мужчин его возраста и положения вполне обыденно. Молодой мужчина, не смевший прикасаться к беременной жене во избежание проблем с ребёнком, нашёл утешение в объятиях прислуги.

Странно было другое: почему он не стал скрывать свою связь, не отослал нежеланную дочь подальше, а дал ей образование почти наравне с нами, законными детьми? Испытывал угрызения совести перед женщиной, которую соблазнил, и которая заплатила жизнью за рождение его ребёнка?

— Вы всё усвоили? — прошептала Янссон, беря меня за локоть. Мы остановились у входа в оранжерею.