Еще Тарантино использовал композицию «Rabbia e Tarantella», под которую в фильме «Аллонзанфан» братьев Тавиани заговорщики танцуют тарантеллу. Теперь же она стала темой вооруженных «ублюдков».

Задействовал он и тему «Вердикт» из вестерна Серджо Соллима «Сдавайся и расплатись», сочиняя которую, я в свою очередь процитировал пьесу Бетховена «К Элизе». Оттуда же взята композиция «Капитуляция».

В сцене, когда Шошанна и немецкий снайпер убивают друг друга в будке киномеханика, звучит композиция «Друг» из фильма Соллима «Револьвер не знает аргументов». Кроме этого, в «Бесславных ублюдках» использованы темы «Встреча с дочерью», «Наемник», «Таинственный и суровый» и «Алжир, 1 ноября 1954», написанная в соавторстве с Джилло Понтекорво. Как я уже говорил, Тарантино – один из режиссеров, которые умеют найти музыке самое оригинальное применение.

– Когда же ты впервые узнал, как распорядился твоей музыкой Тарантино? Неужели просто пришел в кино, устроился поудобней в кресле и посмотрел фильм вместе с простыми зрителями?..

– Да, я наслаждался каждым кадром. Пока шел фильм, мне было не до размышлений о музыке. Я просто подумал: «Ну, раз ему так нравится…»

Я уже рассказывал, что в композиции «Вердикт» процитировал Бетховена. Когда я впервые сотрудничал с Серджо Соллимой, то решил начать с вариации на тему пьесы «К Элизе». Фильм оказался весьма успешным, и моя музыка тут была вовсе ни при чем, однако с тех пор Соллима объявил эту цитату из Бетховена своим талисманом и решил, что будет начинать с нее каждую новую картину, так что «К Элизе» звучала и во втором, и в третьем его фильме, куда он меня пригласил. Когда же Тарантино пожелал включить ее в саундтрек к «Бесславным ублюдкам», мне показалось, что это решение совершенно ничем не обосновано… Но что тут скажешь? Нравится тебе – пожалуйста, поступай как знаешь!

– По-твоему, музыка, вырванная из контекста, лишается своего предназначения?

– Да. Должен сказать, что у фильмов Тарантино масса достоинств. Я не всегда разделял его точку зрения, и пресса по-своему интерпретировала наши разногласия. Стали писать, что якобы Морриконе не в восторге от творчества Тарантино, но это совсем не так. Я всегда питал к нему большое уважение, иначе не согласился бы писать для его картин. И потом, его творчество настолько популярно среди самой разнообразной публики, в том числе и молодежи, что многие знакомятся с моей музыкой именно благодаря его фильмам.

– И все-таки сначала ты отказался сотрудничать с Тарантино. Что заставило тебя передумать и согласиться написать музыку к «Омерзительной восьмерке»?

– Как тебе известно, Тарантино приглашал меня поработать над «Бесславными ублюдками», но в тот момент я писал для фильма Торнаторе, а до премьеры фильма Квентина в Каннах оставалось всего ничего. В короткие сроки я бы не уложился, но я никогда не исключал, что еще буду сотрудничать с Тарантино. Да и как было не согласиться, ведь, как я уже говорил, я всегда бесконечно уважал Квентина. Кроме того, мне хотелось, чтобы мою музыку услышала молодежь, и передо мной лежал безупречный сценарий. Подобная работа – чрезвычайно сложная и увлекательная задача для композитора преклонных лет.

Тарантино был весьма настойчив и даже прилетел в Рим за день до церемонии вручения кинопремии «Давид ди Донателло» в две тысячи пятнадцатом и привез мне сценарий, переведенный на итальянский. Он твердо дал понять, что следит за моим творчеством и что ему нужен именно я. Свою роль сыграло и мнение моих близких. Пока я размышлял, стоит ли принимать приглашение Тарантино, многие мои друзья – Пеппуччо, Фабио Вентури, ты, Мария, дети и даже внуки твердили: «Да почему же ты вечно ему отказываешь?» А я отвечал: «Может, на этот раз я и соглашусь, но только если это не очередной вестерн…»

– И тем не менее…

– Нет уж, позволь тебя прервать! Сразу скажу, что на мой взгляд «Омерзительная восьмерка» – не вестерн, а, скорее, историко-приключенческий фильм. Его персонажи выписаны настолько тщательно, что ковбойские шляпы здесь – лишь незначительная деталь для создания атмосферы.

– Я услышал твою музыку к «Омерзительной восьмерке» до того, как посмотрел фильм, и мне сразу же подумалось, что это сопровождение к какому-то мрачному ритуалу, возможно, даже ритуалу черной магии. Что-то звериное чувствовалось в утробных звуках двух играющих в унисон фаготов…

– Главная тема начинается как раз с унисона двух фаготов, а затем вступают контрафагот и труба, поскольку, как ты верно заметил, мне хотелось передать некое инстинктивное, шевелящееся глубоко внутри, но оттого не менее ощутимое и реальное.

Квентин был очень доволен результатом и даже приехал в Прагу, чтобы помочь мне все записывать. Обрабатывали записи уже в Штатах. Я при этом не присутствовал и очень волновался, однако вышло здорово. Я сказал Тарантино, что если он захочет снова поработать вместе, я готов, но попросил в следующий раз дать мне побольше времени… Терпеть не могу работать впопыхах.

– Ну, твоя музыка понравилась не только Тарантино. Ты покорил и жюри нескольких международных премий. Помимо прочего, ты получил за «Восьмерку» свой третий «Золотой глобус» и наконец-то стал лауреатом «Оскара» за лучшую музыку к фильму.

– Да, это было очень счастливое время: мою работу оценило множество уважаемых коллег со всего мира.

Я долго раздумывал, ехать ли в Штаты на вручение «Оскара». Сам знаешь, каким опасным может оказаться столь долгий перелет в мои годы, к тому же у меня были серьезные проблемы со здоровьем… И потом, в то время я даже не знал, получу ли статуэтку.

«Оскар» похож на лотерею: приезжаешь на церемонию, садишься и ждешь – а вдруг повезет? Но когда твоего имени не называют, это неприятно. Как известно, со мной это случалось целых пять раз. Поэтому я так долго сомневался. В конце концов мне просто сказали: надо ехать. Так я и поступил.

– И не прогадал! (Улыбаюсь.)

– (Тоже улыбается.) Ну да, на этот раз мне повезло. К тому же я прилетел не только на вручение «Оскара»: я получил звезду на «Аллее славы», Голливудском бульваре в Лос-Анджелесе. Признаюсь, для меня эти дни были утомительными, но одновременно очень волнительными: приехал даже Тарантино с продюсером Харви Вайнштейном. Я был очень тронут, тем более что мои успехи способствуют и развитию итальянского кинематографа.

– Я присутствовал при закладке звезды и был поражен тем, насколько твое поведение контрастировало с пышностью церемонии. Подобные мероприятия обычно помпезны и, несмотря на свою значимость, могут показаться несколько пустыми. Ты же посвятил свою речь судьбе композитора, который пишет для широкой публики, но при этом не сворачивает со своего творческого пути, и подчеркнул, что несмотря на все трудности, можно найти свой путь и