В этих камерах, как правило, сыро и душно.

Он выводит нас из камеры в заднюю часть тюрьмы, куда я еще не отваживалась заходить. За дверью находится внутренний двор, который, должно быть, когда-то был местом для посещения, учитывая окружающий его высокий забор и скамейки под деревьями. На поляне массивная фигура растягивается в лучах солнечного света, запрокидывая голову назад, как будто хочет впитать его. Широкая мускулистая спина перемещается и сгибается, и я замечаю, что с него сняли кандалы. При виде него снова возникает это дурацкое ощущение трепета, и я прочищаю горло от щекотки в груди.

Позади него двое охранников, одним из которых является Том, без особого энтузиазма держат оружие, как будто их не беспокоит Альфа, который может свернуть им шеи, как одуванчик.

Мне сказали, что именно так был убит мой отец.

Когда Джек привел Альфу-нарушителя, которого считали последним из существующих, обратно в Шолен, моей матери, брату и мне была предоставлена возможность посмотреть в глаза убийце моего отца и определить его судьбу. Моя мать, всегда добрая христианка, решила сохранить ему жизнь в обмен на пожизненное заключение, и поэтому они держали его в подземном резервуаре, где он никогда больше не увидит солнечного света. Лично я бы предпочла, чтобы его убили, но я полагаю, что сейчас он страдает за свои преступления больше, чем когда-либо могла предложить быстрая смерть.

Мой отец всегда называл их бездушными существами, которым не хватает сочувствия и эмоций. Человеческие машины, созданные для убийства по команде. Его рассказы об охоте на них в Мертвых землях всегда вызывали у меня страх перед зверями, и если бы я знала, что они все еще бродят поблизости, я, возможно, была бы более осторожна с Титусом. Даже в цепях.

Но мой отец тоже так отзывался о цыганах. Дикарям, по его мнению, повезло с возможностью жить в таком сообществе, как Шолен. Я горячо любила своего отца, но даже он не был застрахован от невежества, которое преследовало мое детство, как я узнала, подружившись с несколькими цыганами и обнаружив, что они умные, заботливые люди. Да, в этой связке были плохие яблоки, как и в любой группе людей, и, возможно, так было в случае с Альфой, который убил моего отца. Возможно, он был плохим яблоком.

Джек сказал мне, что несколько неучтенных Альф сбежали на восток, а все остальные в этом районе были захвачена в плен или убиты на месте. Я не сомневаюсь, что Ремус говорит правду о Тите, основываясь на том, что я видела на арене. Он Альфа.

Та же порода, которая убила моего отца и бесчисленное множество других Легионов.

Но все ли они бессердечные машины для убийства?

Когда мы проходим мимо, Титус отворачивается в сторону, его квадратная челюсть двигается, как будто он обдумывает нападение прямо сейчас. Меня бесит, что первое, что я замечаю, это то, как солнечный свет переливается на его коже, подчеркивая выступы и впадины его резного тела.

Рядом с ним Уилл сидит, сгорбившись, на одной из скамеек, выглядя меньше, более хрупким, чем я помню. Или, может быть, это только по сравнению с ним он выглядит таким. Голод взял свое, это видно по изможденному сужающемуся лицу и костям, торчащим там, где раньше были мышцы.

Низко опустив голову, Уилл не обращает на меня внимания, когда Ремус ведет меня на противоположную сторону двора, к дверному проему другого, гораздо меньшего здания.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе, что случилось с последней, кто был на твоем месте?

— Нет. Хотя, интересно, скоро ли я узнаю.

— Тоже из Шолена. Правда, не дочь. Далеко не такая чистая, как ты, но изгой. Дерзкая, как всегда. Рыжеволосая, ты знаешь. Я предпочитаю блондинок, но здесь мне не из чего выбирать.

Прошедшее время, которое он использует, создает у меня впечатление, что она мертва.

— Она была из Шолена? Значит, моего возраста?

— Примерно, да. Мы нашли ее прячущейся в улье, где мы пытались наладить торговлю. Она, по-видимому, избежала транспортировки в монастырь.

Как неудачно для нее. Я предполагаю, что лучше всего ей жилось бы в улье. Я слышала, что в основном это семьи, которые не известны тем, что принимают странников, но, возможно, то, что она женщина, давало ей некоторое преимущество.

— Вам что-нибудь говорит имя Линдси Джеймс?

При звуке ее имени у меня по спине пробегают мурашки льда. Мать Чилсон впервые заговорила о ней в тот день, когда меня должны были приговорить за убийство отца Парсонса. Линдси Джеймс — это имя, распространенное в церкви, как пример того, что происходит с правильно исправившимися девочками. История заключалась в том, что она соблазнила одного из женатых офицеров Легиона, очень похожа на Гвен, и после нескольких месяцев в монастыре ей была предоставлена свобода вернуться в Шолен. По словам матери Чилсон, она отказалась и решила следовать своим религиозным обетам, чтобы стать монахиней. Я все еще вижу гордость, сиявшую в глазах матушки Чилсон, когда она говорила о девочке.

— Что с ней случилось?

Он отходит от двери позади себя, и я сначала колеблюсь, бросая на него растерянный взгляд, прежде чем шагнуть вперед. Через маленькое зарешеченное окно я нахожу пустую комнату.

Нахмурившись, я качаю головой.

— Я ничего не вижу.

Он наклоняется вперед, заставляя меня отступить в сторону, и заглядывает в окно.

— О. Точно. Вот почему я захватил приманку.

В тот момент, когда его слова достигают моих ушей, мой взгляд устремляется к птице в его руке, но прежде чем я успеваю остановить его, он просовывает маленького крапивника сквозь металлические прутья окна.

Сердце бешено колотится в груди, я бросаюсь к двери и нахожу свою раненую птицу, прыгающую по бетону.

— Открой дверь. Пожалуйста, сейчас.

— Я не думаю, что ты хочешь, чтобы я это делал. Мгновение спустя откуда-то снизу, где она, должно быть, была прижата к ближайшей к нам стене, выползает фигура. На четвереньках костлявая фигура крадется за птицей, которая прыгает, чтобы улететь.

— Нет! Оставь ее в покое!

Когда фигура поворачивается ко мне, я замечаю, что ее глаза налиты кровью, зрачки расширены и выглядят как взгляд демона. Те же глаза, в которые я уставилась тогда, в пещере, когда надо мной навис Рейтер. Она шипит и щелкает, прежде чем снова обратить свое внимание на птицу, которая продолжает прыгать, спасая свою жизнь. Одним быстрым движением она хватает его, отрывая зубами крылья, в то время как птица кричит и борется. От ужаса у меня перехватывает дыхание, когда я смотрю, как разъяренная женщина пожирает беспомощную птицу, и я не осознаю, как крепко я вцепляюсь в решетку окна, пока костяшки пальцев не начинают гореть. Несмотря на то, что мое ноющее сердце подталкивает меня