– Ну что ты, любимая… – Вернер в растерянности моргал глазами и ничего не мог понять. – Я что-то сделал не так? На что ты обиделась?

Вика только мотала головой и плакала еще громче.

– Ты пойми, глупенькая. Все, что я сейчас делаю, я делаю для тебя. Мне было бы значительно легче водить тебя каждый день в ресторан или заказывать готовую еду на дом. Но мне хочется, чтобы ты поняла для себя, что такое не только немецкие праздники, но и будни. Мне хотелось, чтобы ты представила себя здесь не только в отпуске, но и в дальнейшей жизни. И поняла, что это не так страшно, а очень даже удобно. Вика, пойми, я старше тебя и кое-что понимаю в этой жизни, может быть, лучше тебя. Ну вспомни, как встретила тебя Москва, когда ты приехала из Баку? Сколько было боли и разочарования. Я не хочу, чтобы это повторилось в твоей жизни. Я хочу подготовить тебя к этому переезду. Очень важно быть социально адаптированной. Иначе сначала ты возненавидишь эту жизнь, а потом и меня заодно. А я чувствую, мы можем быть счастливы. – Вернер говорил и говорил, и Вика потихоньку начала приходить в себя.

– Ты обязательно научишься жить здесь. Я познакомлю тебя с нашими соседями. Они приятные люди и уже ждут. Пусть у тебя будут не только твои московские подруги, но и немецкие. И их надо найти, научиться с ними общаться. Потому что здесь люди общаются немножко по-другому. Свои привычки, свои правила. По четвергам я встречаюсь со своими друзьями, мы играем вечерами в бридж. Теоретически ты должна на этот вечер оставаться одна. Но если ты захочешь, мы обязательно найдем тебе какое-нибудь дело по душе. Можно купить абонемент в бассейн. Или местные женщины сейчас, например, увлекаются корейской национальной кухней, существует масса курсов на эту тему. По пятницам я уже записал нас с тобой в танцкласс, это я тебе уже рассказывал. Глупенькая моя, я ни в коем случае не хотел делать из тебя домработницу. Мне думалось, ты должна стать как можно скорее независимой, привыкнуть к этой новой жизни, а потом и полюбить ее.

Вернер обнимал Вику, гладил ее по голове, и она потихоньку успокаивалась. И не могла поверить в реальность происходящего. Что же это? Неужели так действительно бывает? Неужели никто и не собирался ее обижать, а действительно делал все только из добрых побуждений. И ведь если поверить Вернеру, то этот человек просто счастье для нее. Счастье и удача всей ее жизни. И, может, именно сейчас начинается та самая полоса с перламутровым отливом? А Вика не могла ее разглядеть? Ведь не зря же говорится, что ощущение того, что был счастлив, приходит позднее. А сам этот миг или период человек не ощущает. И Вика повернула ход своих мыслей на сто восемьдесят градусов. И за что ей так повезло в жизни? И почему этот немолодой и умудренный опытом человек так возится с ней. Чем она заслужила это?

– Вика, я люблю тебя. Но нам обоим не по двадцать лет. Мы уже не можем переделать себя. Мы должны принять друг друга такими, какие мы есть. И будет сложно. Это труд. Поэтому у каждого должно быть свое маленькое пространство без напряжения и дискомфорта. И обещаю, мы будем с тобой счастливы.

Немецкий быт действительно сильно отличался. Мы так не привыкли. Но все абсолютно верно и правильно. Вика удивлялась, почему у нас по-другому?! Вернер терпеливо объяснял ей, как приготовить все так, чтобы хватило ровно на один раз и на определенное количество человек. В Германии не принято выбрасывать еду, не принято доедать то, что осталось со вчерашнего дня. Все должно быть рассчитано порционно.

– А если кто случайно в гости зайдет?

– Он случайно не зайдет, а если зайдет, то есть не будет.

– Ну а вот мы сидим едим, и вдруг пришел сосед…

– Он никогда не придет в то время, когда мы едим. Мой сосед знает, в какое время я ужинаю, а уж если что непредвиденное и случится, то все вопросы решаются очень быстро, за пределами столовой.

– Странно это как-то…

– Да ничего странного нет! Ну что, вот тебе обязательно есть у соседей? Почему ты тогда думаешь, что им это так уж нужно?

Еще сложнее было мыть посуду. Это, наверное, было самое сложное. Вообще вопрос экономии воды для немцев очень важен. Вика долго не могла понять, чем можно заниматься в ванной комнате, практически не включая краны. После первого Викиного похода в душ Вернер не стал делать ей замечание, а просто подвел ее к счетчику воды. Потом достал расчетные книжки, объяснил про бюджет на месяц, сколько можно потратить и сколько сэкономить. Может, по нашим меркам и противно, но очень доказательно.

– Милая, давай я не буду рассказывать тебе про запасы пресной воды на земле. Думай, что просто это для нас будет дешевле.

Вика думала, но все время забывала. Как задумается, так и пустит воду на весь опор. Поэтому поначалу посуду мыл Вернер сам. В надежде, видимо, что потом Вике станет стыдно и она научится все-таки затыкать эту несчастную раковину и наливать туда моющего средства ровно пять капель, не больше, чтобы посуду потом можно было и не ополаскивать.

Наука нехитрая. Но, наверное, в определенном возрасте уже не очень простая. Вика путалась. Но уже не боялась. И они вместе с Вернером хохотали над ее бестолковостью.

Зато по пятницам были танцы. С сальсой, румбой, медленным вальсом, с завораживающей музыкой и отличным партнером Вернером. Они сами не могли предположить, что будут такой идеальной танцевальной парой, тонко чувствующей друг друга. И даже не могли себе представить, что оба будут испытывать такое удовольствие от этих занятий! После танцев можно было пережить нудную сортировку мусора на стекло, бумагу и пластмассу.

В Москву Вика вернулась слегка ошалевшая. С одной стороны, она очень соскучилась и по папе, и по подружкам и просто по российскому телевидению. А с другой – она начала замечать, как мы порой неправильно живем, и где-то рассказывала о своих мытарствах со смехом, а где-то уже у нее проскальзывал наставительный тон. Ну почему у нас все не так?

А через неделю после возвращения Вика безумно заскучала по Вернеру, по его заботе, по его бережному отношению к ней. Никто, кроме родителей, никогда так не боялся за нее. Никто не готовил к трудностям жизни. Всем было все равно. А Вернеру вот было не все равно. Наверное, было в Вике больше не страсти и влюбленности, а скорее понимания, что с этим человеком ей очень хорошо. И она хотела бы с ним провести остаток жизни. И сложно было понять, это ли настоящая любовь и есть или это лишь благодарность. Конечно, она думала и о том, что там у Вернера в ее распоряжении все (все, правда, включало и сортировку мусора), а здесь ничего. И здесь не было Вернера. Это было самое плохое. Отношение Вики к Вернеру перевешивало ее отношение к удобству и комфорту. Хотя вот если бы Вернера сюда, в Москву? Это, наверное, невозможно. Он все-таки был неотделим от Германии.

Они договорились, что он приедет через три месяца. Опять решал все он. И Вика до конца не понимала, эти три месяца – проверка его чувств или ее? Вернер не уверен в себе или в ней? А главное, она для себя до конца тоже решить ничего не могла. Было боязно. И она была благодарна Вернеру за то, что он принимает пока эти решения за нее. Хотя понимала, что наступит день и решать придется ей самой.

– Вик, ну ты обалдела – столько подарков накупила!

– Наталья, не своими же деньгами платила. Знаешь, на себя было неловко как-то тратить. Подумает, что я крохоборка какая-то.

– Какая же крохоборка?! Что ты себе-то купила? Вот эту майку? А что он тебе подарил? Букет лилий? Что-то я больше ничего не слышала. А, ну да, еще карточку в танцкласс. Но он ведь сам рядом с тобой и плясал. Ну мужики!

– Да, выходит, что ничего больше не подарил. Но он же счет открыл на мое имя. И сумму знаешь какую положил? Закачаешься!

– И где эта твоя кредитная карточка? Очень охота на нее посмотреть! Давай вместе покачаемся.

– Я ее там оставила. Как бы, по-твоему, я ее взяла?! Что бы сказала?

– Молодец Вика! Еще что оставила?

– Больше ничего. А, шляпу еще! Он попросил. Говорил, что она ему воспоминания навевает.

– Да, Вика. Он какой-то фетишист. Шляпа ему воспоминания навевает. И ты ему веришь. Пахала на него две недели, стирала, готовила. А он тебе вместо брильянтов какую-то