— Ух, ёлки! Одуван, ёпта! Тараканов травить на ночь мы не договаривались, — Ёптафер отлетел в дальний угол комнаты и зажал нос.

— Значит так, смотри сюда, — стилист начал массировать мои волосы, распределяя аэрозоль ровным слоем. — Вот это будешь каждый день наносить на волосы после душа. Это красящий лак, мягкий. Когда впитается, волосы будут выглядеть естественно. Получится интеллигентный, европейский, выгоревший оттенок вместо твоей рязанской соломы, прости мя, оспидя! Сергей, кто ее сопровождает?

Сергей хмыкнул и прошептал ему что-то на ухо.

— Это хорошо, — кивнул Одуванчик. — Я тогда ей перешлю видеозапись, чтобы она помогала. А то эта мелкая не справится. Они ж потерянное поколение. Не умеют в реале ничего делать. Только фильтры в Инсте накладывать.

— А можно мне тоже знать, кто меня сопровождает? — спросила я.

— Я тебя сопровождаю, — улыбнулся Сергей.

— Тогда почему вы ему это на ухо сказали?

— Потому что он пользуется малейшей возможностью, чтобы меня облапать, — пояснил Одуванчик. — Особенно, когда у меня новые духи. Не крутись! — он ухватил меня за волосы, доплел косу и осторожно обмотал ее кончик прядью волос вместо резинки. — Вот так будешь фиксировать косу, поняла, Рязань? — он взял мою резинку для волос, бросил Ёптаферу и скомандовал: — Это жлобство в мусорку кинь.

Полюбовался своим творением, взял со столика палетку с пудрами и нанес мне на скулы бронзовый тон. А на щеки, наоборот, светлый, и принялся растушёвывать, тщательно работая толстой кистью.

— Значит, смотри: будешь утром эту запись просматривать и делать так же. На щеки светлый тон. Это пудра лёгкая, она выглядит естественно. На скулы бронзовый тон, чтобы их подчеркнуть. Средиземноморские скулы выше, чем наши. Их нужно прорисовывать. Дальше, вот эту тушь и два карандаша: белый и нежно-коричневый, — он принялся двумя руками одновременно подводить мне глаза. — Белый внутрь глаза, на слизистую, поверх линии ресниц. Видишь, как я линию провожу?

Я кивнула.

— Шикардос! Коричневый только на верхние веки, над ресницами и тянешь линию от уголка глаза в сторону виска. Чуть-чуть тянешь, не так, как малярные работы на морде лица в Инсте у давалок. Потому что глаза у тебя, конечно, слегка миндалевидные. Поэтому Стальной и нашел ту самую изюминку со средиземного моря. Но нужно подчеркнуть. И тушь, — он нанес на мои ресницы светло-коричневую тушь, — она почти прозрачная. Ресницы будут, как натуральные, но при этом красиво прорисованные. Теперь помада, — он открыл тюбик, — покусай губы. Хорошенько покусай. Чтобы больно было.

Как будто твоя некрасивая подруга выскочила замуж раньше тебя. И ты подружка толстомясой невесты на ее свадьбе.

Я послушно закусила губы зубами. Одуванчик извлек из тюбика с помадой длинную щеточку, накрасил меня нежно-розовой, жирно-масляной, почти незаметной помадой, которая немедленно впиталась.

— Ее же не видно, эту намазилку, — прогудел Ёптафер. — Это так нужно? А губы кусать зачем?

— Только так! Никаких жлобских блесков. А затем, что у большинства средиземноморских женщин есть одна интересная фишка: мелкие трещинки на губах, от которых у мужиков реально сносит башню. Губы Анджелки Джоли видел? Вот там знойный свисток, конечно!

— Не обращал внимания, — густо покраснел Ёптафер.

— Ой, да ладно! — насмешливо прищурился Одуванчик. — Глазенки твои не смотрели. Только ладошки в кровь стёр! От ее свистка у всех мужиков в штанах параллельное становится перпендикулярным.

— Да ни фига! — багровые пятна со щек Ёптафера сползли под бороду.

— Неважно! — стилист продолжал растушевывать помаду. — А теперь смотрим внимательно сюда. Губы естественные, жирная помада впиталась между укусами, и пошли трещинки. Видите?

— Ага! — хором отозвались все четверо мужчин, завороженно глядя на мои губы.

— Что и требовалось доказать! — стилист торжествующе поднял вверх указательный палец, вымазанный помадой. — Рязань плавно вошла в территориальные воды средиземного моря. Я бы, конечно, наложил пластический грим, чтобы наверняка. Но я-то не полечу? Нет?

Сергей отрицательно покачал головой.

— Ну вот, — озабоченно нахмурился Одуванчик. — А пластический грим нужно обновлять и поддерживать каждый день. Чтобы морда лица выглядела естественно. Особенно в Италии, где высокая влажность.

Это девочка сама не потянет.

У меня возникло такое неприятное чувство, как будто я — породистая собака, которую продают на выставке.

— А можно мне объяснить: зачем вот это всё? — спросила я.

Одуванчик растеряно посмотрел на Сергея и прошептал:

— Она что ничего не знает?

Сергей покраснел и зашептал что-то на ухо стилисту.

— Послушайте, вы, — я вскочила со стула, — это неприлично в конце концов! Почему вы шепчетесь в моем присутствии? Что это за дурацкие игры с гримом, косметикой и прочим?

— Ты хотела лететь к Стальному? — спросил меня Сергей.

— Да, а при чем здесь это всё?

— А при том! — отрезал он. — Это единственное, что тебя удивляет? А то, что тебя из дома вытаскивали через окно, не удивительно, нет? А то, что здесь прячут, это нормально, по-твоему? Ты все терпела и молчала. И вдруг тебя выбесил грим?

— Это просто последняя капля, — я немного растерялась от его напора, но не уступила. — Мне надоели эти ваши тайны. Я хочу знать, что происходит, потому что это непосредственно касается меня!

— Последняя капля, Рязань, всегда падает в трусы. Это закон природы! — Одуванчик склонился надо мной, угрожающе выставив перед собой пинцет, подцепил пару волосинок из бровей и больно дернул. — И это и есть главная тайна, которую тебе нужно знать, остальное лишь нюансы. Не крутись, сказал! — он отошел, полюбовался на свою работу, щёлкнул пальцами и обратился к крепышу: —Бобик, фас на шмот!

Крепыш никак не отреагировал на оскорбительное обращение, подошел к столу и открыл чемодан. Внутри были аккуратно разложены пакеты с вещами. Одуванчик покопался в чемодане и вытащил один пакет. Внутри была приколота записка с нарисованной на ней жирной единицей.

— Лови! — стилист кинул мне пакет. — Шмот номер один. Поедешь в нем.

— А мою одежду нельзя? — я повертела пакет в руках.

— Нет, твою нужно сжечь, ибо не фиг! — он выставил указательный палец и помахал перед моим носом.

— Это почему это? — обиделась я.

— У тебя скуса нету! — ерничая пропел он. — А твой новый образ продумывали лучшие умы человечества!

— Это кто это? — пробасил Ёптафер.

— Я, опять я и снова я, — торжественно провозгласил Одуванчик. — Надень это, говорю!

Я открыла пакет. Там была бежевая, плиссированная, широкого покроя юбка до колен и двойка: бежевый жакет и белая блузка на крошечных пуговичках с отложным воротничком.

— Ты, главное, вот это надень и не снимай, — Сергей достал из кармана крошечный, ажурной работы золотой крестик на тонкой цепочке, — он застегнул на мне крестик.

— Ну? — поднял бровь стилист. — Чего ждем?

— Чтобы вы вышли! — огрызнулась я. — Не буду