— Ты был прав, — хрипло проговорил Харланд. — Этого стоило подождать.

— А я говорил…

— Кто такая Йена? — прекращая неприкрытый поток восхищения, обратилась уже к этим двоим, которые подобно брату сразу же растеряли весь настрой, мрачнея на глазах. — Я хочу, чтобы вы немедленно ответили на мой вопрос.

— Ласка, с момента нашей встречи все в прошлом, — Харланд собрался первым, шагая в комнату и опуская поднос на прикроватную тумбочку. — Нет никакого смысла это обсуждать.

— То есть, вы и не планировали мне рассказывать о своей… личной жизни?

— Не говори ерунды!.. — это очнулся Вард. — Мы бы рассказали. Только позже.

— Наверное, когда на свадьбе, она бы пожелала нам крепкого семейного счастья, да?

— Такого бы не случилось, — пробасил Берд. — Она бы не посмела прийти.

— А мне плевать, посмела бы или нет. Я хочу знать, кто она такая и что вас с ней связывает.

— Ничего. Уже ничего! — подняв руки в воздух, Харланд жестом показал, что сдается.

— А что связывало?

— Ласка, зачем тебе это?

— То, что касается вас, напрямую касается и меня. А Йена, — голос невольно переходил на пренебрежительное шипение каждый раз, когда звучало ее имя, — вас очень и очень даже касалась. Выкладывайте. Или не получите сладкого!

Смятение и вспыхнувшую жажду на лицах они не смогли бы скрыть даже при огромном желании. Переглядываясь друг с другом, беры молчали, не решаясь начать разговор. Взял на себя всю ответственность и первым разомкнул губы Берд:

— Йена…. Мы проводили время вместе.

— Это я уже и без вас поняла. Выкладывайте детали. Как давно вы… проводили время?

— Пару лет.

Болезненный укол в сердце выбил воздух из легких. Слегка пошатнувшись, но собравшись, я устояла, стараясь выглядеть все такой же непреклонной в своем прозрачном наряде.

— И как все серьезно?

— Никак. Ничего серьезного.

— Ничего серьезного, — передразнила новоиспеченная бера, пыхтя от злости. — Так думаете только вы? Или она тоже?

— Берочка, таков был уговор, — Харланд осторожно и опасливо приблизился, подходя со спины. — У нас не было договоренностей на будущее. Если бы она встретила свою пару, мы бы так же ушли в сторону, не смея о себе напоминать.

— Значит, у вас уже было втроем, верно? И вы прекрасно знаете, что да как. Только я растяпа, ничего не понимаю, мучая ваших зверей своей неразумностью. Ведь так правильно, — голос невольно наполнялся ядом, сотрясая меня изнутри. — Так говорит зверь.

— Ласка, — теплые ладони Харланда опустились на плечи, заставив вздрогнуть и прекратить излияния. — Ты ревнуешь, солнца свет?

— Не подлизывайся! И нечего тут… любезничать!

— Ревнуешь, — констатировал он всем очевидный факт. Зафиксировал меня на месте, вжался лбом в мой затылок, обдав горячим дыханием. — Не надо, не стоит. Мы твои, а ты наша. Никто и никогда не сможет сказать обратного.

— Просто… бесит! Вот! — кулаки невольно сжимались, выплескивая остатки воинственности. — Даже думать не хочу, что какая-то бера…

— Ласочка, милая наша, — Берд, словно ощутив накал моих эмоций, шагнул вперед, дав ощутить себя запертой в капкане тел. — Больше никогда и ничего не будет. Только ты. Не сомневайся в этом никогда.

— Ууу, беры! — зло шептала, понимая, что злоба, хоть и полощет сердце, но начинает больше напоминать растревоженную обиду. — Вам бы только…

— А вот так лучше не говори, — Берд резко прижал палец к моим губам, не дав закончить. — Это неправда. Хотеть тебя — это сильнее и больше. От желания никуда не деться. Оно поглощает, топит в себе. Никогда не сравнивай близость с тобой и близость с кем-то другим. Никогда, Ласочка, это не будет даже близко похоже.

— В чем же разница, лорд? — выплюнула, словно оскорбление.

— В тебе.

Он ответил не сомневаясь, вложив в это слово куда больше смысла, чем могло бы показаться. Бер отчаянно старался доказать мне, что весь их мир крутится теперь только вокруг меня, и это полностью изменило все, к чему они привыкли.

Это столкновение наших судеб изменило не только мою жизнь, но и их тоже.

У них была какая-то Йена, с которой они делили постель несколько лет, привычные дела и обязанности, окружение и планы. И все это изменило мое появление, разметав их быт и привычки по камешкам.

Но беры удивительным образом могут сохранять спокойствие, а меня подбрасывает от любого толчка.

— Только ты, Ласкана. Больше никто и никогда.

— Докажи.

Произнесенное шепотом и на выдохе слово за секунду поставило бера на колени передо мной.

Вминая сильные пальцы в бедра, укрытые только тонкой тканью, Берд вжался лицом в мой живот и потерся об него уставшим от холода зверем. Пальцы сами собой зарылись в мужские волосы, взъерошив темную макушку, а плечи опустились, дав наконец расслабиться.

— Ты уверена, что готова? — на всякий случай спросил Харланд, медленно стягивая лямки вниз по моим плечам. — Мы можем подождать.

— Вы меня и так отлично подождали, приятно проводя время.

Сперва сказала, потом подумала. Захотелось хлопнуть себя по лбу, да только руки были заняты жесткими прядями чужих волос.

— Ревнивица, — рыкнул в ответ беловолосый лорд. — Кто бы мог подумать…

Легко подхватив меня под ребра, Харланд приподнял мое тело в воздух, дав Берду возможность ловко подхватить повисшие ноги и забросить на свои широкие плечи.

Вновь ощутив жар чужого дыхание на самом сокровенном месте, задышала чаще, зная, что за этим последует, и чувствуя, как ткань сорочки поднимается все выше, оголяя все то, что было спрятано от глаз.

— Все же сладкая. Сахарная. Медовая, — пробуя губами нежную кожу шептал он, опускаясь все ниже. — Ласка.

Губы Варда оказавшегося рядом, соприкоснулись с моими одновременно с губами Берда внизу. Словно отнимая внимание, вновь дав мне больше времени на принятие. Как и всегда.

Все время они так. Осторожные, аккуратные. Сколько бы я их ни отталкивала, на мягких лапах крадутся вновь, укрывая и оберегая от холода, который без них безжалостно меня уничтожит.

Впервые, наверное, я смогла найти понимание со своим зверем. Осознала и приняла ее выбор, соглашаясь. Да, она знает больше, пора уже признать это и понять, что иного мне не дано, и единственный, кто может сделать мне больно, — я сама.

Медведица рыкнула, но совсем иначе, не как обычно, когда я лишь давала поблажку, уступая ей через «не хочу». Она прощала меня, успокоившись и услышав мое смирение и согласие, пока мужские руки предназначенных мне беров кружили по телу, рассыпая ворох сладких мурашек.