Шрифт:
Закладка:
Ачжосси лежал в комнате. Боль не должна была быть очень сильной, поскольку он недолго находился на улице… Несмотря на это, он весь день не выходил из комнаты, ничего не ел и даже не пил воду. А у меня боль даже не появилась..
После обеда опять полил дождь. Ачжосси за все это время лишь однажды, после десяти вечера, сходил в туалет.
Так прошел еще один наш день. Я нарисовал кружочек вместо шефа. Их было сорок семь штук. Нам осталось пробыть здесь всего два дня. Нет, Сохо сказала, что придет под утро сорок девятого дня. Значит, остался всего лишь день.
Когда шеф вышел из комнаты, было уже чуть за полночь.
– Я отлучусь ненадолго.
– В такое время? Куда вы пойдете?
– Мне хватит и часа. За это время сильная боль не придет. Не беспокойся за меня, ложись спать, – голос его был таким низким и угрюмым, что я не решился задавать дальнейшие вопросы.
Ачжосси вышел на улицу, даже не прихватив зонтика.
Он говорил, что вернется через час, но прошло два часа, а его все еще не было. За это время у него вполне могла начаться боль, ему будет трудно вернуться под дождем. Но я не мог пойти на его поиски, поскольку не знал, куда он отправился.
Послышались громкие раскаты грома, а дождь усилился. Почти в два часа ночи Ачжосси вернулся – насквозь промокший. Он вошел, шатаясь и едва волоча ноги, отжал рубашку, с которой капала дождевая вода, повесил ее на стул и скрылся в комнате. Вид у него был такой, что спрашивать, куда он ходил, не хотелось.
Не спалось. Я ворочался до самого утра. Перед рассветом дождь совсем прекратился.
Ачжосси надел все еще влажную рубашку и пошел на кухню.
Тук-тук-тук… вжих – вжих – вжих… – было слышно, как он очень долго что-то чистит и нарезает. Вскоре по всему ресторану разнесся аппетитный запах «Сливочной нежности».
Он что, решил отметить наш последний день вкусной едой? Я стоял за порогом кухни и безучастно смотрел на его спину.
Ачжосси долго и тщательно мешал деревянной лопаткой кипящий бульон. Со спины весь его облик был благоговейным.
Он нашел керамическую супницу и перелил в нее «Сливочную нежность». Один половник, второй – шеф перекладывал блюдо бережными движения.
– Хотите кому-то отнести?
Я подумал, что он не стал бы перекладывать блюдо в керамическую супницу ради нас с ним.
– Угу, – коротко ответил он.
– Кому?
При других обстоятельствах, я бы не сомневался, что это Чжиён. Но ведь она уехала в неизвестном направлении после вчерашнего дорожного происшествия.
– Чжиён.
– Что? Откуда вы знаете, где она находится?
Он не ответил на мой вопрос. Достал из кухонного шкафчика красный платок и красиво обвязал им супницу.
– Сегодня ведь сорок восьмой день? Я скоро вернусь.
Ачжосси взял в руки красный узелок с супницей и пошатнулся, – видимо, ноша оказалась для него тяжеловатой.
– Пойдемте вместе. – Я вышел вслед за ним.
Он шел по направлению к больнице Халла. Когда я хотел уже спросить, находится ли Чжиён там, он сообщил:
– Она лежит в больнице Халла. Я вчера ночью сходил и проверил. Подумал, что, раз авария произошла в том месте, то ее должны были доставить в ближайшую больницу, а это и есть Халла.
– Лежит в больнице? Вчера после аварии она выглядела невредимой.
– Я навел справки у медсестры. Та сказала, что у Чжиён на ноге нашли трещину в кости.
Я поколебался: спросить ли, что случилось с тем мужчиной или не спросить. Как раз в это время Ачжосси, словно прочитав мои мысли, сообщил:
– А ее молодой человек отделался ушибами. Вчера казалось, что он сильно пострадал, но раз говорят, что он в порядке, я рад. Они оба лечатся в больнице Халла.
Но я не знал, можно ли заявиться к ним без разрешения. В мыслях возник вчерашний образ Чжиён, убегающей от Ачжосси. Я переживал, а вдруг она обругает его на чем свет стоит, хотя он и принесет «Сливочную нежность». А еще я беспокоился, что шеф рассвирепеет, если Чжиён начнет сердиться и обвинять его в случившемся.
Ачжосси, пошатываясь, шел передо мной.
– Давайте я понесу.
– Нет, ведь это будет последняя встреча. Я сам хочу принести и отдать ей, – голос его был безжизненным.
– Прошу вас, на всякий случай… пожалуйста не устраивайте там скандал…
Шеф безучастно молчал.
– Сохо говорила, что придет завтра на рассвете. Значит, сегодня наш последний день. Зачем нам портить последний день? Если будете скандалить, Чжиён проклянет и возненавидит вас. Это, конечно, мое мнение. Но раз вы до сих пор портили ей жизнь, то хоть сегодня покажите ей свое великодушие. Тепло улыбнитесь и скажите: «Прощай! Будь счастлива».
Я сделал вид, как будто помахал рукой.
Ачжосси оглянулся.
– Отравлял ей жизнь? – переспросил он.
– А разве нет? Вы даже избивали ее. Преследовали и угрожали, как псих. Это и есть отравлять жизнь. Представляете, каково ей было?
Ачжосси, остановившись, поглядел на меня, а потом снова зашагал.
– Я тут вспомнил одну вещь, которую прочитал в книге так давно, что даже не помню, когда это было. Она довольно легкая. Я вообще не люблю читать, поэтому трудные книги даже не открываю. Но вот та оказалась легкой и интересной, книга рассказов. Жил-был один человек… – Я шел позади Ачжосси и болтал без передыха.
Мне хотелось обязательно донести до него одну мысль. Почему-то содержание книги, которую даже не помню, когда прочитал, всплыло сейчас в моей памяти. Это был знак судьбы.
– Какой-то человек захотел обладать полумесяцем, сияющим в небе. С большим трудом он достал его оттуда и был безмерно счастлив, когда принес его домой. Ведь он наконец получил то, что так страстно хотел иметь. Но полумесяц каждый день только и делал, что тосковал. Подумайте. Ведь полумесяц со временем должен превратиться в месяц, а потом и в луну. Но в неволе это всё невозможно.
– Если думать, как полумесяц, наверное, ему было действительно тоскливо. – Ачжосси остановился и обернулся.
– Все дни напролет полумесяц плакал горькими слезами. Так прошло много дней. Наконец, человек решил отпустить пленника на волю. Как-то глубокой ночью он залез на крышу и выпустил его. Полумесяц, взлетающий в бескрайнее синее небо, выглядел абсолютно счастливым. Глядя на него, человек тоже почувствовал себя счастливым. История
