Шрифт:
Закладка:
– В чем же, по-вашему, сила большевиков? – спросила Мэри несколько боязливо.
– Их сила – в их низости, – отвечал Загорский. – Вам как британке должно быть известно выражение «не крикéт».
– Да, оно означает отсутствие благородства, попрание договоренностей, несоблюдение правил… – Мэри смотрела на него с каким-то странным напряжением.
– Именно. Так вот, все, что делают большевики – это не крикет. Нет правил, представлений, табу, которые нельзя было бы нарушить. Говоря совсем просто, над большевиками нет Бога. Нет ограничивающей их силы – и потому они побеждают. Впрочем, как видим, атаман Семёнов недалеко от них ушел.
– Куда ни кинь – всюду хрен, – вставил Ганцзалин, не изменивший своей любви к пословицам и своей привычке пословицы эти коверкать самым безбожным образом.
Мэри молчала, о чем-то думала. Потом взгляд ее посветлел, и она поглядела на Загорского с каким-то, как ему показалось, торжеством.
– Харачины, конечно, могут вас изрубить, – сказала она, – но только в том случае, если они вас догонят.
– О, в этом даже не сомневайтесь, ездят они быстро… – начал было Загорский, но она только досадливо махнула рукой: дайте досказать. Нестор Васильевич волей-неволей вынужден был умолкнуть.
Итак, харачины ездят, конечно, быстро, но они не могут ехать одновременно в две разные стороны. Так вот, Мэри совершенно случайно услышала – тут она слегка зарделась – разговор нескольких офицеров, которые служат Семёнову. Судя по всему, они последние из числа каппелевцев, оставшихся у атамана.
– Насколько я знаю, каппелевцы все ушли от Семёнова, – заметил Нестор Васильевич. – Они считали его вояк сбродом негодяев, а его самого – садистом.
– Может быть, – отвечала Мэри, – но, как видите, ушли не все. Что их держало до сего дня, я не знаю, однако нынче решили уйти и эти последние. А поскольку они присягали атаману, это будет не просто уход, а дезертирство. Семёнов же, насколько я понимаю, дезертиров не любит. Когда он узнает об их бегстве, пошлет следом харачинов. Как раз в этот момент вы и сможете сбежать. У вас хватит времени, чтобы ускакать достаточно далеко.
Загорский и Ганцзалин обменялись быстрыми взглядами.
– И куда поскачут каппелевцы? – спросил Нестор Васильевич.
– Насколько я поняла – на северо-восток, к Амуру. Вы же двинетесь на юго-восток, в Китай.
Некоторое время Нестор Васильевич молча размышлял, потом спросил, не смущает ли мадемуазель Китс тот факт, что за собственное спасение они заплатят жизнями нескольких молодых людей, с которыми, вероятно, даже незнакомы? Мэри отвечала, что ведь это не Загорский с Ганцзалином организуют побег офицеров, те решились на это сами. Они лишь воспользуются случаем.
– И тем не менее, тяжело думать, что их ждет верная смерть, – проговорил Загорский.
Мэри пожала плечами. Почему же сразу смерть? Они опытные офицеры, они вооружены, они могут дать бой кому угодно.
– Вы не знаете харачинов, – заметил Загорский.
– Но они-то знают, – возразила Мэри.
На это Нестор Васильевич не нашелся, что сказать. Он спросил, когда именно каппелевцы планируют дать деру. Выяснилось, что бегство назначено на сегодняшнюю ночь, где-то около двенадцати. Значит, им останется подождать немного, пока поднимется шум и харачины отправятся в погоню. После этого они с Ганцзалином оседлают коней и поскачут в сторону Гуанчжоу.
– Мне кажется, отличный план, – Мэри с трудом удерживалась, чтобы не захлопать в ладоши. – Вы оставите с носом атамана и доставите мое послание.
– Ах да, послание, – сказал Загорский, и лицо его омрачилось. – С посланием могут возникнуть трудности…
Однако в этот миг сидевший рядом с ним Ганцзалин наступил ему на ногу.
– Мы доставим послание госпожи, – кивнул китаец. – Давайте его сюда.
Но Мэри сказала, что письмо, разумеется, не при ней. Чуть позже она сходит за ним домой и принесет его Загорскому. Пусть только скажет, где они живут.
– Нас поселили в гостинице «Селект», – отвечал Нестор Васильевич.
– В резиденции Семёнова? – удивилась журналистка.
– Я же говорю, атаман желает держать нас под присмотром. Но не волнуйтесь: когда будет надо, мы сумеем покинуть ее незаметно.
Мэри кивнула: значит, договорились.
Все вышло примерно так, как они и планировали. Еще с вечера Загорский отправил Ганцзалина к казармам, где жили харачины.
– Мы двинемся в путь не тогда, когда уедут офицеры, а когда за ними погонятся харачины, – объяснил он помощнику. – В противном случае харачинов могут послать не за ними, а за нами: мы теперь более важные персоны, чем горстка дезертиров.
И действительно, хотя бывшие каппелевцы уехали ночью, харачинов вдогонку им пустили только утром, когда офицеров не обнаружили на утренней поверке.
– А вот теперь пора, – сказал Загорский.
Коней и поклажу они подготовили еще с вечера, однако ночевали в гостинице, чтобы не вызвать подозрений. Нестор Васильевич понимал, конечно, что за ними могут следить, однако полагал, что атаман не давал такого приказа. Семенов, скорее всего, думал, что Загорский даже не будет пытаться сбежать – слишком велик был страх, который внушали всем харачины.
Мэри со своим посланием почему-то так и не появилась.
– Это и к лучшему, – сказал Загорский, – мы ведь едем в сторону, противоположную Гуанчжоу. Наша цель – Урга.
Они спрятали дорожные сумки под попоны и выехали из Читы не торопясь: все выглядело так, будто они отправились просто прогуляться за городом.
– С какого момента считается, что мы в бегах? – спросил Ганцзалин.
Загорский пожал плечами: вероятно, с того, как атаман пошлет за ними харачинов. Но харачины пока заняты. Значит, у них есть некоторая фора.
Ехать решили вдоль реки Ингоды́, которая вела их как раз в нужную сторону. Она величественно несла свои волны мимо поросших лесом берегов. Близилась зима, и деревья уже засыпали землю, словно золотом, опавшими листьями. Река проложила среди невысоких горных хребтов самый надежный и удобный путь, и они им воспользовались.
– В реке рыба, в лесах – зверь, так что с голоду не умрем, – сказал Ганцзалин. – Тем более и ехать не так далеко – чуть больше тысячи верст.
– Я бы попостился на худой конец, лишь бы нас не догнали харачины, – отвечал Загорский.
– Пришпорим лошадей? – спросил помощник.
В этот миг кони их забеспокоились. Ганцзалин глянул на хозяина: погоня? Тот прижал палец к губам, и они направили лошадей в ближний лесок. Едва они успели скрыться за деревьями, как послышался топот копыт, и на опушку выехал одинокий всадник. При ближайшем рассмотрении он оказался всадницей, а именно – репортером «Дейли Телеграф» Мэри Китс.
