– Катя… Что это значит? – повторила она.

Я посмотрела на нее и пошла в наступление:

– Что значит то, что ты читаешь чужие письма? Тут сверху ясно написано: Катя! Ты Катя? Нет? Так какого черта?

Тут же на пороге нарисовался папа с требованием не грубить маме.

– Я не грублю. Просто это личное письмо и личное дело.

Кого еще касается то, что Андрей, как он утверждал, меня не любит?!

– Катенька, но там написано что-то непонятное…

– Про то, что он сумасшедший? Что тут непонятного?

Очень логично все изложено – ему, оказывается, даже Калинников после смерти казался живым… Конечно, могло показаться, что он меня любит, особенно когда я у него на шее висела. А теперь начал пить таблетки и понял, что это глюк. А сказать стеснялся. Это же так неудобно – признаться в собственном бреде.

– Мам, ты будешь ночевать на моем диване? Или все-таки уйдешь?

И тут мама принялась меня успокаивать, как будто я собиралась прямо сейчас прыгнуть в окно от несчастной любви. Недоумевать стала, мол, как же так, такой хороший на вид юноша, потом самой же себе возражать, что некоторые шизофреники – прекрасные актеры… На слове «шизофреники» я вскочила, схватила со стола карандаш и швырнула в угол. Стул кинуть как-то не решилась. Хотя Андрей кидался всякой ерундой, и его отпускало. Может, мне тоже полегчает?

Не полегчало. Начался дурдом в отдельно взятой семье. Мама пила пустырник, папа прочел письмо – скрывать его уже не было смысла, мама все равно бы пересказала… А я чувствовала пустоту внутри. Даже не злость. Просто – пустоту. Был у меня Андрей, а теперь нет. И мне все равно, кто и что об этом думает.

– Я хочу спать, понимаете?

– Спи, – разрешил папа, – и, надеюсь, у тебя хватит ума выполнить просьбу из письма. Не общаться с этим парнем.

Родители ушли, чтобы обсуждать мою проблему уже наедине, а я действительно легла спать. Укрылась одеялом с головой. Думать не хотелось. Хотелось, чтобы вот это все он мне сказал в глаза. Честно. Буквам на листочке я не могла поверить до конца. Искала что-то, за что можно было ухватиться и понять, что он врет. Только вот зачем ему так врать? Незачем. Еще можно было предположить, что это не он писал, а кто-то, чтобы специально нас поссорить. Было бы красиво и мелодраматично. Но… кому мы сдались… Да и почерк Андрея я прекрасно знала.

Потом я вспоминала Новый год… Как Андрей сказал, что любит меня… Разве можно так притворяться? Нереально. Будь ты тысячу раз шизофреник, которые якобы могут. Но… Если как раз тогда он сам в это верил?

Я запуталась. Мне хотелось, чтобы все это было моей галлюцинацией. Мало ли, может, я тоже слегка свихнулась… Увидела то, чего не было. А на самом деле все в порядке.

Обязательно пойду к Андрею. Мы поговорим, и только тогда все выяснится.

Осуществить это я смогла уже ближе к вечеру, после лекций и репетиции. Не подводить же целую группу из-за того, что меня, возможно, бросил парень.

Днем я пыталась позвонить Андрею и предупредить, что приду, но его телефон был выключен.

Наконец я оказалась перед его подъездом. Нажать на кнопку домофона решилась не сразу. Еще бы, сейчас я узнаю всю правду. А правда может мне и не понравиться.

Дверь мне открыл Павел Ильич. Это было удивительно: его почти никогда не было дома, и я ожидала увидеть если не самого Андрея, то Ольгу Владимировну.

Отец Андрея поздоровался и совершенно спокойно изложил, что Андрея нет, его все-таки положили в больницу, когда вернется, неизвестно, а меня он просил больше не приходить. И от себя добавил, что ему это решение кажется очень правильным. Мне нужно думать об учебе и о будущем, а не убивать время на отношения с проблемным парнем, которому тоже надо не убивать время на меня, а лечиться и думать, как устроить дальнейшую жизнь. В общем, все это я уже слышала от собственного папы.

Я бегом сбежала по лестнице и пошла домой, чтобы там привычно прореветься. Но слез почему-то не было. Вдруг разозлилась. Что же я за идиотка такая, что не могу понять, любят меня или нет. Ведь была же уверена. На сто, на двести процентов…

И, оказавшись в своей комнате, я не реветь стала, а наконец-то кинула стул в стену. Расшвыряла подушки с дивана. Этого мне показалось недостаточно. Тогда я вытащила из шкафа платье… Оно мне могло слишком о многом напомнить. Я скомкала его и сунула в мусорное ведро. Теперь все. Буду жить как ни в чем не бывало. Буду думать, что мне, в конце концов, повезло. А если бы он правда меня любил? Я бы не смогла от него уйти никогда. Так бы и мучились вместе. Это только в кино и книжках сумасшедшие бывают замечательными людьми. А что в реале? Человек, который не в силах понять, любит он тебя или это очередной глюк, которого штормит от таблеток и который спросонья хватает тебя за руки до синяков… Катенька, да ты счастливая, все вовремя прекратилось!

На следующий день я пошла на КВН с похоронным настроением. Как ни убеждала себя, что все отлично, все равно было дурно. Я даже сутра выпила пустырника. А после КВН, выйдя на улицу, вдруг увидела перед своим носом букет цветов. Я резко остановилась.

– Катя, можно с тобой познакомиться? – спросил неизвестный мне парень.

Если учесть, что он назвал меня по имени, у него уже была какая-то информация.

Меньше всего мне сейчас хотелось знакомиться. Но это могло как-то отвлечь. И потом, цветы… Цветы – это было что-то нормальное, обычное, из небредовой жизни… Я взяла букет.

– Егор, – представился он.

Он

Когда я приехал в больницу, то чувствовал себя мерзко. Как-то читал об ужасах в Северной Корее – несколько мужчин оттуда переходили границу, их поймали и продели им под ребра крюк, на котором и привели обратно в эту замечательную страну. Теперь я себя ощущал так, будто меня проткнули и вот-вот потащат обратно. И я побегу к Кате говорить, что соврал. Мне было позарез нужно то, чего я раньше так боялся, – выключиться из реальности. Я попросил маму, чтобы она увезла мои вещи, хотя, конечно, мог бы убежать и без куртки и в резиновых тапочках, если бы решил, что надо убежать. А когда меня спрашивали, на что я