позволяли себе чи­тать Библию с комментариями Мендельсона и знакомиться со светскими науками, местный раввин Яков Орнштейн объявил в синагогах «херем» — анафему над Рапопортом и его товарищами (1816). Вследствие жалобы «отлученных» галицийские власти заставили львовского раввина снять анафему, но преследования фанатиков сильно повредили материальному благосостоянию Рапопорта, тогда уже обремененного семьей. В это тяжелое время молодой ученый углубился в исследование тех областей старой литературы, которые в Галиции считались неприкосновенными для критики. Результаты его исследований появились в 1828—1831 гг. (в последних томах ежегодника «Биккуре гаитим») в форме шести биографических очерков, трактующих о деятелях гаонейской эпохи: Саадии Гаоне, лексикографе Натане Роми, Гаи Гаоне, пайтане Элеазаре Калире и двух североафриканских гаонах Хананеле и Нисиме. В этих очерках проложены новые пути исследования средневековой литературы, которая дотоле представляла собою беспорядочные залежи «письменности», генетически не проверенные, лишенные связи с эпохою своего возникновения. Одновременно с исследователем Мидраша Цунцом Рапопорт раскапывал эти залежи и с необычайною силою исторического анализа определил процесс наслоения гаонейской письменности, стоящей между эпохами Талмуда и раввинизма. В ту пору подобные исследования имели общее воспитательное значение, ибо показывали людям темного царства, что в истории существует закон развития, что творения старых раввинских авторитетов связаны только с определенною стадией эволюции иудаизма и, следовательно, подлежат критической оценке.

Историко-литературные очерки Рапопорта были общественным событием, и автор сразу приобрел громкую славу. Вскоре Рапопорту удалось при содействии своих просвещенных друзей занять пост окружного раввина в Тарнополе (1837), но интриги обскурантов в этой общине заставили его спустя два года покинуть ее и вообще хасидскую Галицию и принять пост раввина в чешской Праге, который он занимал до своей смерти. В эти годы он продолжал заниматься литературной деятельностью, помещая свою научную переписку в сборнике «Керем хемед», где он был главным сотрудником, а порою и редактором. И по своему официальному положению раввина-талмудиста, и по своим внутренним убеждениям Рапопорт был очень далек от реформационных стремлений своих германских коллег, вроде Гейгера и Гольдгейма. В разгар реформационного движения он опубликовал обличительное послание к Франкфуртскому раввинскому съезду («Tochachat megula». Открытое обличение, 1845), в котором резко осудил разрушительные тенденции реформистов, в особенности исключение мессианских молитв из литургии. «Пригвожденный к двери хозяина, раб говорит: люблю своего господина, не выйду на волю!» — так характеризовал Рапопорт тех, которые отрекались от надежды на возрождение Сиона, чтобы не навлечь на себя обвинения в недостатке местного патриотизма.

В то время как Рапопорт раскрывал фактическое содержание истории иудаизма, его земляк и друг Нахман Крохмаль (1785—1840) углублялся в ее философию. В Бродах, Жолкиеве и Тарнополе протекала тихая жизнь этого мыслителя, в уме которого над пластом традиции наслоилась философия Маймонида, а над нею — системы Канта, Фихте и Гегеля. Силою философского анализа Крохмаль глубоко проник в процесс двадцати веков развития иудаизма. В своем капитальном труде «Путеводитель для блуждающих современников» («More nevuche hasman») он дал стройную систему философии истории иудейства в трех ее периодах: древнейшем, древнем и средневековом, различая в каждом периоде три момента эволюции — роста, расцвета и упадка. Сквозь метафизический туман мелькает здесь смелая для того времени мысль о постепенном превращении древнеизраильской идеи национального Бога в идею универсального Бога, «абсолютного духа»; яснее выступает процесс восхождения политической нации на высшую ступень нации духовной носительницы абсолютной религиозной истины. Осторожно касается галицийский философ больного вопроса о развитии «устного учения» — талмудического законодательства, выдвигая везде историческую необходимость обрядового культа как способа проявления религиозного сознания в коллективе. Боясь преследований со стороны хасидских фанатиков, рационалист Крохмаль открыто не выступал против ненавистного ему хасидизма и только в письмах к друзьям жаловался на «секту гонимых (раввинами), которые сами сделались гонителями». Все свои идеи Крохмаль в течение ряда лет излагал устно, в тесном кругу друзей, часто во время загородных прогулок, вдали от взоров обскурантов. Его написанный труд «Чистая вера» не был опубликован при жизни автора, и только после его смерти рукопись была переслана Л. Цунцу в Берлин для опубликования. В 1851 г. вышел в свет этот новый «Путеводитель блуждающих», с предисловием редактора издания, Цунца.

Рапопорт и Крохмаль осторожно развивали свои воззрения, устно или письменно, стараясь не задевать ортодоксов; но были писатели с боевым темпераментом, которые вступали в борьбу с раввинизмом и хасидизмом. Львовский писатель Иуда Лейб Мизес (ум. 1831 г.) выступил с резким обличением раввинизма и каббалы в двух книгах: «Характеристика раввинов» («Techunat harabanim», 1820) и «Рвение за правду» («Kinat haemet», 1828). Мизес не щадил никаких авторитетов и в своем обличительном усердии доходил до резкоетей, которые строго осуждались умеренным Рапопортом и его друзьями. Против хасидизма и цадикизма направил стрелы своей сатиры Иосиф Перель из Тарнополя (ум. 1839 г.), энергичный деятель просвещения, основавший в своем городе образцовую еврейскую школу с преподаванием на немецком языке. В 1819 г. он опубликовал, под псевдонимом, сатиру на хасидов и цадиков в письмах, напоминающих гуттеновские «Письма темных людей» («Megale temirin»). В притворно-наивной переписке между двумя хасидами, возбуждающей смех уже своим обывательским стилем — смесью древнееврейских и жаргонных оборотов, воспроизводится картина жизни цадикских «дворов» с ее сетью интриг и «благочестивых обманов». Автор так искусно пародировал хасидский стиль, что сначала пародия не была замечена хасидами, и книга раскупалась ими как подлинная переписка благочестивых мужей[14]. Еще сильнее хлестал их бичом сатиры бродский врач Исаак Эртер (ум. в 1851 г.). Бывший в юности членом рапопортовского кружка любителей просвещения, которых львовский раввин Орнштейн предал анафеме, Эртер впоследствии заплатил своим гонителям сторицею. В своих остроумных сатирах, появившихся в названных выше периодических изданиях, он беспощадно осмеивал галицийских гасителей света в раввинской и хасидской среде и обличал их умственное убожество. Эти сатиры писались на прекрасном библейском языке, доведенном Эртером до небывалого в тогдашнем ренессансе изящества. После смерти автора они были собраны и изданы в отдельном томе, под заглавием «Наблюдатель дома Израиля» («Hazofe l’bet Israel», Wien, 1858).

Так развилась в Галиции та литература просвещения, или «гаскалы», на национальном языке, которая в предыдущую эпоху завя­ла, не успевши расцвести, в Германии и которой предстоял еще пыш­ный расцвет в России. Свежие веяния европейской литературы про­никли тогда в темные гнезда Галиции. Еврейские юноши зачитыва­лись стихами Шиллера и других немецких лириков и некоторые пы­тались подражать им. Меир Летерис (1804—1871) перелагал Шил­лера и других поэтов в звучные еврейские стихи и писал оригиналь­ные стихотворения и баллады на библейские темы («Divre Schir» и другие сборники). Член львовского кружка «маскилим» Симеон Блох (1782—1845) популяризировал на еврейском языке геогра­фию и