– Да-а-ань…

– Просто попроси, чтобы я тебя трахнул, Марин… Просишь, м?.. Ф-у-у-х… Маринка моя…

– Боже, Даня… – рычу растерзанно. И тут же сдаюсь: – Трахни меня… Трахни меня, Дань!

Я не знаю, как он умудряется управлять этой металлической конструкцией, но сразу после моего выкрика она приходит в движение. Снова я замираю вверх ногами под потолком, а Шатохин соскакивает на пол. Благо, оказавшись внизу, он сразу же опускает и разворачивает мой круг. А потом и вовсе, к моему изумлению, отстегивает крепления. С бурным выдохом валюсь ему в руки. Онемевшие ноги не держат. Да и дрожу буквально всем телом.

Еще и эта чертова пробка… Ни на миг ведь не затихает. А киска сама по себе непрестанно пульсирует и горит огнем.

– Боже… Боже, Дань… Данечка…

Он без слов подхватывает под ягодицы. Я обвиваю его бедра ногами.

Едва чувствую у киски член, меня пробивает сильнейшая дрожь наслаждения, которую я первоначально даже принимаю за полноценную разрядку. Со стонами начинаю об него тереться.

– Замри, иначе упадем.

Только когда Даня это говорит, понимаю, что вновь прижал к проклятому кругу. И тот… Тот, черт побери, поднимается вверх. А я… Ни он, ни я в этот момент не пристегнуты.

– Блядь… – выходит из меня то ли вопль, то ли все же трескучий вздох. Потому что полноценно кричать я не решаюсь. Я боюсь даже дышать. – Как мы держимся? Как мы держимся? – тарабаню перепуганным шепотом, когда конструкция останавливается.

Высоко над полом. Под самым потолком, вашу мать!

– Боже, Даня… Как мы держимся?

– Я держу.

– Блядь…

– Просто не дергайся, Динь-Динь, – смеется Шатохин. Проявляя запоздалую наблюдательность, осознаю, что он стоит ступнями на основании круга и сжимает ладонями тонкие прутья в районе моих плеч. – Ты же хотела этот ебаный экстрим… А я хочу тебя… Пиздец, как хочу… Пиздец, Маринка… Обними меня и замри.

«Обними меня и замри…», – почему-то именно эта просьба просачивается глубоко в душу.

Заставляет максимально раскрыться, обвить любимого мужчину руками, крепче сжать ногами и застыть.

– Страшно? – выдыхает практически мне в губы.

– Очень… – пищу я и всхлипываю.

– Хочешь, я покажу тебе, где прячется твоя кобра?

– Смеешься, что ли? Вовсе не этого я хочу… – голос резко глохнет, когда замечаю, как одна из его рук отцепляется от прутьев и скользит мне за спину. – Черт… Черт…

Прикрывая веки, стараюсь забыть о том, на какой высоте мы находимся.

– Вот здесь она сворачивается, – жмет Даня пальцами чуть выше копчика. Я судорожно вздыхаю и впитываю эти горячие прикосновения. – Пока я не делаю вот так… – вынуждая закричать, толчками вдавливает в меня пробку. Раз, второй, третий – я трясусь и стону, забывая о том, что мы можем упасть. – И так, кисунь… – пробираясь ниже, двумя пальцами в мое разгоряченное влагалище проскальзывает. С приглушенным стоном выбивает хлюпающие звуки похоти. – А потом… Так, Маринка… – крайне ласково направляет ладонь вверх. На спине совсем замедляется. – Вот так, Маринка… Я вытягиваю твою кобру сюда, – перебирает кончиками пальцем позвоночник – от поясницы до шеи. – Это твоя энергия, Марина. Твоя шакти[8]. Чувствуешь, как она горит, когда я тебя возбуждаю? Чувствуешь, маленькая… – выдыхая это, на миг прижимается губами к моим губам. А потом вновь восстанавливает зрительный контакт. Продолжая давить мне на позвоночник, добивает: – Именно так я управляю твоей коброй. Сейчас она ручная, Марин. Ты жаждешь взорваться в моих руках. И ты готова на все, чтобы этот взрыв произошел. Правда, кисунь?

– Правда…

– Тогда держись.

Я цепенею. Он накрывает мой рот своим и, качая бедрами, скользит по моей киске членом. Мне много не надо. Я ведь и без того уже долгие минуты пульсирую от накала своего возбуждения.

Но сейчас…

Когда во мне так много страха… Когда во мне так много похоти… Когда во мне так много удовольствия… Когда во мне так много любви… Тот самый, казалось бы, уже знакомый мне взрыв несет столь сокрушительный заряд энергии, что меня попросту на части раскидывает.

Я и кричу, и стону, и на всяк лад дергаюсь… Забываю обо всем. Хорошо, что Даня контролирует ситуацию. Без его помощи я бы свалилась с дьявольского колеса чудес, и даже не заметила.

Судорожное сжатие мышц ануса вокруг пробки продлевает и доводит мое блаженство до невообразимых амплитуд. Если бы Шатохин фиксировал успех своего задания, подозреваю, что все допустимые границы были бы пройдены мной.

Когда мы благополучно спускаемся вниз, и я оказываюсь перед ним на коленях, я все еще чувствую себя пьяной от любви.

– А как твоя энергия называется? – спрашиваю, придерживая пальцами разбухший до предела член. – Мужская…

– Шива, – шипит Даня, покусывая губы.

– Красиво…

– Приступай.

В этот раз процесс не ощущается таким шокирующим. Я просто выкатываю язык, беру член в рот и принимаюсь его посасывать. Мне нравится и его запах, и его вкус, и его божественная сила.

Жаль, вдоволь насладиться не успеваю. Даня стягивает в кулак мои волосы, грубо выдыхает мое имя и мощно кончает мне в рот.

– Обожаю тебя, Маринка… Обожаю…

– И я тебя, Дань… – шепчу задушенно, потому как он, очевидно, только ради моего ответа вытаскивает из меня член.

И лишь после этого помогает мне, наконец, избавиться от чертовой пробки.

Как и в прошлый раз, нежимся вместе в джакузи. Как и в прошлый раз, и там доставляем друг другу удовольствие. Как и в прошлый раз, на выходе ссоримся.

– Почему я не могу остаться?

– Потому что я ни с кем свою постель не делю, – высекает безапелляционно, натягивая на ходу вещи. – Кроме того… Не хватало еще, чтобы тебя хватились родители, – отводит взгляд, как будто ему резко стыдно становится. – Ну, или Чара…

Стыдно за связь со мной!

Мое сердце напитывает боль, словно губка – воду. Разбухает, тяжелеет и грозится сорваться с биологических тросов.

– Никто меня не хватится, – выталкиваю сердито, не в силах скрыть обиду. – Я сказала всем, что ночую у Янки.

– Ну, вот и ночуй у Янки, – парирует абсолютно равнодушно.

И меня, конечно же, накрывает.

– Вот так, значит?! – ору я.

– Как, Марин?! – рявкает он в ответ.

– Ты реально не понимаешь?!

– Нет, не понимаю, – разводит руками.

Мало того, что не понимает. Ему еще и пофигу, что я чувствую.

– Окей! – заключаю я крайне взвинченным тоном. – Вези тогда меня на нашу дачу.