В пятницу Гейб просидел со мной до рассвета. Устроившись рядом с незатейливой постелью, он наблюдал за мной спящей, не подозревая о моем притворстве. Мне не хотелось, чтобы он понял, о чем я думаю. Я мучилась сомнениями, размышляя, обязательно ли было наносить Джонатану такие увечья и как содеянное характеризует самого Гейба. К тому же я не желала, чтобы спаситель приближался ко мне, прикасался или пытался успокоить, из-за покровительственной манеры речи и непривычных масляных взглядов. Последние заставили усомниться, верно ли я понимала своего «старшего брата» и природу наших отношений. Да и могла ли? В этом мой недостаток, и следовало заранее знать: я способна ошибаться не только на свиданиях, но и в других мужчинах. Даже в чувствах самого близкого друга, а возможно, и родных.

Утром ему позвонила Роузи. Из-под полуприкрытых глаз я наблюдала, как он снял трубку и, понизив голос, спокойно общался с моей сестрой, пообещав сразу же закончить дела и поехать к ней.

— Что случилось? — спросила я, уже не таясь, когда Гейб закончил разговор.

— Копы нагрянули к ней в дом и поставили всех на уши. Как я и предупреждал, ты объявлена в розыск.

— Роузи в курсе моего местонахождения? — забеспокоилась я.

— Ей, конечно же, все известно. Эти детали предусматривались в нашем плане по обеспечению твоей безопасности. Однако теперь я должен уйти, и, возможно, не вернусь довольно долго. Полицейские могут что-то заподозрить, если я не постараюсь помочь им в твоих поисках. Еда в запасном холодильнике. Ты помнишь, где он стоит?

— В подсобке, — отрапортовала я. В старшей школе мы прятали там пиво.

— Верно, — подтвердил опекун. — И помни, три удара сверху станут для тебя сигналом к бегству через потолочный люк. Но не высовывайся прежде, чем их услышишь, ладно? Ты все поняла? Любой сосед может тебя увидеть.

Я кивнула, а конспиратор склонился над незатейливым ложем и поцеловал меня в лоб. Его выпученные глаза горели азартом, словно он только что произведен в генералы и назначен руководить совершенно секретной операцией. В детстве и юности стратег никогда не был нашим вождем. Командовал обычно Джо или временами я. Ему нравилось подчиняться. Раньше я думала, что он чувствует себя в безопасности рядом с сильными людьми, которые могут дать отпор его братцу — как, например, я. Возможно, именно поэтому я никогда не видела Гейба таким властным. Но может быть, подобное поведение было не странным, а просто новым — манерой новоявленного Гейба, вышедшего из тени своего братца, когда тот ко всеобщему облегчению ушел в армию.

Я говорила себе это, пока друг детства поднимался по лестнице. Яркий дневной свет, ворвавшийся в темное пространство, исчез вместе с Гейбом, едва тот закрыл за собой дверь.

Опекун вернулся днем. Не могу сказать, во сколько это было, ни как долго он ходил по делам. Я уверена лишь в том, что время, проведенное в одиночестве, показалось мне вечностью.

В холодильнике нашлись сэндвичи с арахисовым маслом и мармеладом, размазанными по ломтям белого хлеба. В детстве я поглощала их дюжинами, наедаясь про запас, и мне показалось одновременно милым и пугающим то, что хозяин помнил мои прежние пристрастия и удосужился соорудить бутерброды, заботливо завернув их в целлофановые пакеты. Рядом стояли бутылки с минералкой и крюшоном.

Как он и велел, я воспользовалась ведром, чтобы справить малую нужду, и, вылив его в раковину в подсобке, долго держала под горячей водой. Затем включила холодную и сбрызнула лицо. Я промыла под краном волосы, до сих пор пахнувшие Джонатаном Филдингом, если мне это не мерещилось. Они пропитались одеколоном и потом негодяя, когда тот зарывался в них руками или моя голова прижималась к его груди, а меня тошнило от одного воспоминания о нем.

Он умер? Спрашивала я себя каждую секунду после ухода Гейба.

Когда тот вернулся, свет, пролившийся через открытую дверь и сочившийся сквозь крохотные окошки, был уже не столь ярок, так что по моим предположениям дело близилось к вечеру.

— Какие новости? — атаковала я друга. — Он еще жив?

— Не знаю, — скривился умник. — Но Роузи и Джо держатся великолепно, хотя полиция их не оставила. Мы подождем еще денек, и потом я вывезу тебя из города. Ты поедешь в багажнике и просидишь там, пока мы не найдем безопасного местечка.

— А как насчет Мелиссы? — поинтересовалась я. По словам Гейба, супруга укатила в командировку, но, несомненно, должна вернуться домой на выходных. А на следующее утро наступит суббота, если я еще не потеряла окончательно счет времени.

— Насчет нее не волнуйся. Она уехала по работе и не вернется до нашего отъезда.

— А Роузи… — от одной мысли о разлуке с сестрой я начинаю реветь. — Я не хочу никуда уезжать, Гейб. Не хочу бросать единственное, что осталось в моей жизни!

Он хватает меня за плечи и трясет. Радостное возбуждение на его лице уступает место гневу. Генерал задает трепку своему солдату.

— Я приложил столько усилий, столько раз подвергался опасности и отказался от собственной жизни ради твоего спасения. Ты могла бы проявить хоть чуточку благодарности и делать то, что тебе говорят!

Тогда я замолчала, подавившись собственными слезами и проглотив первобытный животный ужас, охвативший меня целиком.

— Договорились? — спросил меня командир смягчившимся голосом.

Я кивнула.

— Хорошо, Гейб. — Я боялась перечить психу.

— Как только Роузи снова позвонит, мне придется тебя покинуть.

Проходил час за часом — сестра не звонила. Я спрашивала у Гейба, который час, но тот ответил, что мне лучше не знать, чтобы не волноваться.

Он поднялся наверх, чтобы поговорить с Роузи, затем вернулся и велел мне отдыхать и набираться сил. Я снова улеглась и сделала вид, что сплю, хотя постоянно чувствовала на себе взгляд умника, сидящего рядом с моим матрасом.

Следующий звонок раздался после очередного рассвета. Надзиратель, не догадывавшийся о моем обмане, встряхнул меня за грудки и сообщил, что ему пора.

— Не смей соваться наверх, — напомнил мне заговорщик. — И не светись снаружи, если не услышишь троекратного стука с потолка.

— Помню, — буркнула я. Конспиратор вновь и вновь повторял указания, и я не осмеливалась ему возражать. Понятно, я могла ошибаться в своих предположениях насчет Гейба, но, в конце концов, мне придется принять решение, доверившись рассуждениям, которые раз за разом оказывались недостоверными — гарантировано опытом.

А я про себя рассудила, что Гейб рехнулся.

Он ушел во второй раз, а я, услышав хлопок дверцы и шуршание шин, забралась на старый сундук, выглянула в крохотное оконце, выходящее на улицу, и