— Мы здесь вдвоём, — сдержанно усмехнулась Артанис.

— Это и странно. Почему ты говоришь со мной, а не с братом-королём?

— Ты разумнее, Огонёк, — назвав кузена его детским прозвищем, эльфийка мило улыбнулась. — Финдарато не хочет признать очевидное: на данном этапе дядя нас переиграл, и чтобы не потерять ещё больше влияния, мы должны объединиться.

— Сначала придётся его догнать, — скривился Айканаро. — Пока мы здесь совещались, разбежавшись по пещерам по двое, дядюшка ушёл далеко на север.

— Догоним, — глаза Артанис вспыхнули. — И перегоним.

***

— С севера слетелось множество птиц, — рассказывал Ангарато парализованному из-за падения со скалы собрату, пока двое знахарей помогали беспомощному эльфу есть. — Я говорил с охотниками, их рассказы разнятся, но все сходятся в одном: началась массовая миграция дичи на юг. Это спасло нас от агрессии кошек: им теперь снова есть, на кого охотиться, помимо нас.

— А нам, — медленно проговорил калека, — снова можно соревноваться, кто сделает больше выстрелов без промаха подряд.

— А промахиваемся мы крайне редко! — рассмеялся воспоминаниям Ангарато, жестом давая понять лекарям, что его раны уже зажили и осматривать их не нужно.

— Поэтому состязания вечно затягивались надолго, — улыбнулся лежащий без движения Нолдо, отводя взгляд. — Как ты думаешь, почему животные уходят на юг?

Увидев замешательство собрата, который, похоже, не задавался подобным вопросом, эльф погрустнел.

— У меня теперь много времени, чтобы думать. О разном. В том числе и о том, что, когда всё хорошо, не хочется покидать дом.

— Мы идём туда, откуда бегут звери и улетают птицы? — Ангарато заинтересовался. — Нас ждут приключения?

— Нас, — улыбнулся калека и закрыл глаза. Эльф уже не плакал, говоря о себе. — Как твои котята?

— Слишком много едят и больно царапаются, — брат-близнец Айканаро задрал рукав, демонстрируя кровавые полосы на предплечье. — Я понимаю, что их лучше оставить, потому что самим может не хватать еды, а убить тех, кого пытался приручать, не смогу. К тому же, из-за нас эти котята осиротели.

«А из-за их родителей мой друг теперь парализован», — с горечью подумал Ангарато и растянутые в улыбке губы дрогнули.

— Королева Артанис приказала собираться в путь, — серьёзно сказал лекарь, осторожно нажимая пальцами на области вокруг суставов рук своего пациента. — Карета для раненых, которых необходимо везти под присмотром, готова, и мы не обсуждаем маршруты птиц и зверей. Это забота охотников, рассчитывающих пути дичи, чтобы быстрее и больше наловить. Если нужны снадобья, обращайся.

Ангарато понял, что пора уходить, собираться в путь на стремительно пустеющий север и не мешать тщетным попыткам знахарей вернуть его другу способность двигаться.

Ведь как жить, если не верить в чудеса?

***

С чёрной земли, покрытой фиолетовой травой и сиреневыми цветами с круглыми пуховыми головками, вспорхнули сотни бабочек с крыльями, золотыми сверху и серебристыми снизу. Летая вокруг исполинских стволов мёртвых Древ Валар, черных и гладких, но искрящихся изнутри, насекомые рассеивали падающую с неба пыль, и всё вокруг заполнялось волшебным мерцанием.

Скоро… Совсем скоро свет возродится в Арде. И Валар прекрасно справятся без помощи непокорного их воле мастера, в чьих ладонях родились прекраснейшие неповторимые звёзды.

Ради блага народа

Она вошла, и наскоро сложенный из ледяных блоков дом заполнился запахом метели.

— По-прежнему грустишь, Малыш? — сказал неожиданно нежный голос, и Турукано отложил записи в сторону. — Прости, что вспомнила о том, что замужем, только когда жизнь ударила по самому болезненному. Ты ведь так думаешь, правда? Я не обижаюсь, Малыш.

— У меня и в мыслях не… — начал спорить принц, но эльфийка в одно мгновение оказалась у него на коленях, обхватив бедрами за талию и прижав палец к губам.

Несмотря на множество слоёв теплой одежды, Турукано казалось, он обнажён. Её руки… Сильные, властные и… Нежнее тончайшего шёлка. Глаза, сияющие звёздами и угасшим навек светом Валинора… Они смотрят со страстью, нежностью и… глубокой печалью, которую сын Нолофинвэ ещё никогда не видел в прекрасных синих безднах.

— Обними меня, — выдохнула Эленнис, пробираясь супругу под одежду. — Я хочу видеть тебя счастливым.

Ещё не согревшиеся пальцы побежали по коже на боках, поглаживая, поднялись по рёбрам к грудным пластинам, нажали на соски, чуть сдавили, и левая рука заскользила к шее, а правая сползла по животу.

— Ты счастлив со мной, Малыш? — печально смотря в глаза супруга, выдохнула Эленнис, когда её ладонь и ловкие пальцы, ритмично сдавливая плоть, заставили Турукано потерять способность отвечать. — Я люблю тебя.

Слова растаяли в поцелуе, Турукано опустил руки на бедра супруги, но Эленнис вдруг соскочила с его колен и в одно мгновение оказалась по другую сторону стола.

— Мой брат при смерти, — сдерживая слёзы, закрыла глаза эльфийка. — Я когда-то хотела этого. Давно… И недолгое время… Мне казалось, я его ненавижу! А в Альквалондэ… Я ведь тоже кого-то лишила братьев… Это расплата, Малыш.

Турукано подошёл к супруге, хотел обнять, но Эленвэ резко встала и набросила меха.

— Пойду узнаю, как моё Золотце, — выдохнула она, — а потом в патруль. А ты, Малыш, — печальные глаза улыбнулись, — займись дочкой. Чтобы её никакой проходимец не пытался согреть! Понял?

Сын Нолофинвэ всё-таки обнял супругу и за настойчивость был награждён долгим нежным поцелуем.

***

Чем чётче проявлялись очертания обустроенного под госпиталь шатра, тем мучительнее становилось ощущение проворачивающегося в животе ножа и пульсирующая боль сразу во всей голове. С содроганием вспомнив, как Митриэль делала ему промывание желудка, как несколько часов подряд, находясь в полубессознательном состоянии, приходилось через силу вливать в себя пахучую жидкость, чтобы снова и снова провоцировать рвоту, Глорфиндел, скорчившись на постели, простонал:

— Я бы всё отдал, чтобы больше никогда тебя не видеть!

— Абсолютно взаимно, — прищурилась знахарка, прикладывая к пылающему лбу эльфа завёрнутый в льняное полотенце лёд. — Поэтому компресс будешь держать сам. А я займусь остальными едоками.

— Прекрасно!

Чтобы съязвить, ушли все силы, но лёд, медленно тающий на лбу и стекающий по вискам в волосы, действительно облегчал боль, и Нолдо снова захотелось спать.

Заметив это, Митриэль подошла и, приподняв голову Глорфиндела, поднесла к его губам чашу с теплой водой.

— Твоя сестра приходила, пока ты спал, — почему-то с укором в голосе сказала знахарка, — просила