В тридцать минут обернулось собрание. В конце концов, люди согласились с предложением Зыкова, единодушно проголосовали. Но позднее, на участках, когда принимали конкретные обязательства, снова разгорелись споры.

— На какой хрен мне такое предложение? — кричал рабочий с участка Владимира Зыкова Николай Федотов. Он щурил толстые веки и махал руками. — Я в бригаде работаю, а не сам по себе… Я с другими. Пусть я на Отводах живу, мне переезжать, мне стараться надо, а другой из бригады, вон, Чернышев Захар Иванович, ему неча из шкуры лезть, у него давно-предавно государственная фатера. Так значит, я из-за Чернышева на первый этаж селись, где вечно холодина и все такое…

— Что предлагаешь? — спрашивал у него председательствующий.

— А то предлагаю: каждому за себя работать. Вот так. Как раньше работали. По замеру. Я вот берусь с Гришкой Басулиным работать, вдвоем. Чтобы без бригады.

— Ты нас к цыганским телегам не тяни, — стали возражать другие.

— Ерунду порешь, Колька…

— А что — ерунду, — нашлись и защитники. — Правильно он говорит.

— Ты заткнись… Правильно… Тоже мурло, разъязви…

— А ты мне рот не затыкай, — обиделся рыжеватый с голубыми глазами проходчик Веремеев и протянул руку к председательствующему: — Дайте мне слово, Василий Терентьевич… Дайте мне сказать, пожалуйста…

Председательствующий разрешил ему говорить.

— Неправильно у нас собрание делается… Мы здесь не награбленное делим, а принимаем социалистические обязательства. Почему же тогда оскорбляют?

— Никто тебя не оскорбляет, — перебили Веремеева, — а ты о деле говори.

— Я согласный с Федотовым — по замеру работать… Сколько я сделал, мое…

— У-тю-тю-тю, кулак недобитый…

— Не бывать такому, чтобы всякий сам по себе…

— А ему что? Веремееву-то? Он известный скряга и жмот. Ему для других что сделать — нож острый…

— Товарищи, перестаньте шуметь! У нас собрание, честное слово, или ярмарка в Голтве?

Когда председательствующий навел тишину, выступил Григорий Басулин. Он снял пальто, положил его на стул и оглядел присутствующих насмешливым взглядом:

— Я так предлагаю: всем хорошо поработать… А для этого не разъединяться по одному да по два, а, наоборот, одну большую бригаду создать. Большим коллективом легче справиться с аварийными работами. А у нас этих аварий — каждый день… Сейчас везде пишут про укрупненные бригады… И нам надо такую создать. Вот мое предложение.

— Правильно, — поддержал Басулина председательствующий.

Поднялся Владимир Зыков. Ему басулинское выступление понравилось: не дать затихнуть попутному ветру.

— По-моему, так, — сказал он медленным, тяжелым басом, подходя к столу. Оглядел людей, брови резко упали, губы дрогнули в глубоких темных углах. — По двое уже работали в старое время… Мой дед работал. Нарубит кучку угля и торгует на базаре. Но вы сами знаете, какое тогда время было… еще ни Магнитки в стране, ни Кузнецкого комбината, ничего… В шахте обушком да киркой работали. А сейчас? Так почему нам к старому пятиться? Что это будет за организация труда, за которую ратует Федотов? Правильно Басулин говорит: не наша эта организация… Я поддерживаю его предложение: добиться хороших результатов всем участком.

Поднялся Семен Макаров, качнулся, выгнул плечи подковой, потеребил нос:

— Я, к примеру, с начальником участка согласный. В конце концов, он поболе в этом деле смыслит. Но опять же хочу сказать от себя. — Он провел темной бугристой рукой по шее и откашлялся. — Я, к примеру, сам лично происхожу из сельской местности…

— А это, между прочим, Семен, очень даже заметно, — вставил Андрюшка Зыков, дремавший до этого на задней скамье.

— В конце концов, а почему я должен скрывать свое крестьянское происхождение? — обернулся Макаров. — Почему? Я, наоборот, им ежедневно горжусь…

— Ты, Семен, из пустого в порожнее не лей, — перебил Макарова председательствующий. — Согласен с предложением Басулина?

— Я, конечно, согласный… Только хочу слово произнести, потому как все высказались, а я нет. — Макаров подождал, переступив с ноги на ногу, лязгнули его кованые сапоги. — К примеру, у нас в деревне при всяких трудных делах так происходило: вызывают в поле людей, на прополку или еще зачем… Бригадир объясняет этому звену то, другому звену это… И работаешь… А когда солнышко спрячется, бригадир, к примеру, рассказывает: Макаров Семен Иванович — три трудодня, а какой-нибудь Иванов — Петров — Сидоров два…

— Чего ты брешешь, Семен? — возмутился Федотов. — Чтоб на прополке три трудодня?

— Я к примеру говорю, — пояснил Макаров.

— И к примеру ты отродясь больше двух не сделаешь, — подсказал Андрюшка. — Потому что лентяй ты… Я с тобой полгода работаю и замаялся.

— И неправда, — заспорил Семен. — В конце концов, это не ты со мной замаялся, а я с тобой…

— Оба вы хороши, — вставил Федор Кузьмич Зыков, до этого молчавший. Он радовался буче, которую заварил, и сидел важный, будто Наполеон на императорском совете.

— Семен, я еще раз предупреждаю: не отходи от дела, Щукаря из себя не строй, — председательствующий постучал пальцем по столу. — В протокол всю его болтовню не вносить.

— Полностью и совершенно согласный, — заторопился Семен Макаров. — А в протокол меня вписать надо. Я в общественной жизни активный… Пусть, кто протокол ни прочитает, всяк скажет: Макаров не отмалчивается, Макаров говорит. А я, к примеру, чистосердечно и откровенно хочу, чтобы всей нашей шахте, всему нашему государству было как можно лучше от предложения Федора Кузьмича Зыкова. Но с другой стороны, в конце концов, я и себя утеснять не могу, не имею права. А всякое может получиться. К примеру, «бугор» наш, товарищ Василий Терентьевич Маковецкий, которому доверили собранием нашим руководить, за месяц может позабыть, кто лучше работал. Или по своей партийной привязанности кому-нибудь партийному первое место отдаст. А когда у нас будет каждый день записано — сколько или еще как скажется, тогда, в конце концов, всем будет ясно, кто передовой…

— Поняли тебя, Семен… Садись, пожалуйста, — сказал председательствующий. — Говорил больно долго, но в общем ничего. Твое предложение лично я принимаю к сведению.

Бурно еще выступали, с огнем, и каждый предлагал свое, как водится на рабочих собраниях. Под конец согласились с предложением Григория Басулина, потому что наговорились вволю и устали, наметили цифры, как говорят, и от имени партбюро попросили Андрея Зыкова оформить предложение письменно — красиво, на листе ватмана — и вывесить на видном месте. Андрей кивнул и пустил по рядам бумажку с карикатурой на Макарова: согбенный, в шляпе и сапогах, Семен стоял на дороге и закуривал из тощего кисета, на котором было написано: «Трудодни».

2

После собрания авторитет Федора Кузьмича в семье значительно вырос, но Андрюшка все равно нет-нет да подзадоривал отчима:

— Признайся, батя, у кого идею стащил?

— Отвяжись, — бурчал Зыков. — Чего привязался? Что я тебе плохого сделал?

— О детях, батя, не беспокоишься…