плечу. — Скромность — дело хорошее, похвальное, но… Нам-то видней, кто и как работает. Постепенно все другие показатели подтянете. Знаем, что и у вас грехи есть, но в соревновании за коммунистический труд участвуют ведь не ангелы, а живые люди. Присвоим вам звание — ответственность у ребят еще больше поднимется. В общем, после смены забежишь ко мне, поговорим.

Андрей молча кивает и торопливо идет к спуску в шахту: бригада уже ждет его.

Предложение Вяхирева не оставило Макурина равнодушным. Бороться за звание бригады коммунистического труда — дело нелегкое… Андрей с уважением относится к тем шахтерским коллективам в городе, которые уже завоевали это звание, и мысль о том, что его бригада также выйдет в число этих передовых, была заманчиво-волнующей.

«Черт бы их побрал, этого Лагушина с Кораблевым, — невесело раздумывает Андрей, шагая к ходку. — Из-за их прогула много теперь разговоров будет на шахте. М-да, рановато, видно, нам еще в это соревнование вступать. Но что же с ребятами случилось? Может, подойдут еще?..»

После смены, когда Андрей, усталый, но довольный — плановое задание все-таки дотянули — вышел на-гора, ему сообщили в табельной: вызывает Сойченко. Это не предвещало ничего доброго — Сойченко редко вызывал к себе усталых людей.

Секретарь парткома в кабинете один. Он едва заметно кивает на приветствие Андрея и, указав на стул, хмурится, нервно поигрывая карандашом.

— Слушай, Макурин, — поднимает он глаза. — Ты знаешь, что такое рабочая честь, а?

В голосе Сойченко — плохо скрытое раздражение.

— Ну… Как же… Должен знать, — мнется Андрей.

— Ни черта ты не знаешь, вот что! — вспыхивает Сойченко. — Оказывается, и ты был вчера вместе с Кораблевым в ресторане, стекла бил. В дружбу хочешь войти через стакан водки? Вас же, как дружинников, отправили порядок наводить, а вы… Горлышко бутылки показали им — обо всем забыли.

— Подождите, Александр Владимирович, — перебивает Андрей. — В ресторане я и действительно был, но стекла… Какие стекла, где?

— Звонили из милиции, Кораблева до сих пор там держат. И твою фамилию упоминал дежурный офицер. Тебя, говорит, сразу вместе с каким-то стариком отпустили, а этого, Кораблева, оставили до выяснения. Сейчас тоже отпустили, но просили строго наказать.

— Но это недоразумение, Александр Владимирович! Я же…

— Брось! Недоразумение… Слово красивое выискалось в оправдание. Рановато, видно, в бригадиры тебя выдвинули.

— Можете и разжаловать, — отводит взгляд Андрей. — Но только стекол я не бил никаких. Мы после дежурства зашли в ресторан с Кораблевым и Лагушиным, но я вскоре же ушел домой.

— Разжаловать… Ишь ты, — кривится Сойченко, но тут же спохватывается: — Постой, постой!.. Какой это еще Лагушин?

— Из нашей бригады, чернявый такой.

— Тоже с вами был? Так, так… Может, это его второго-то и задержали? Я что-то толком ничего не понял у дежурного, когда он зачитывал протокол по телефону? Где Лагушин, домой уже ушел?

— Нет, — качает головой Андрей. — Тоже не вышел на работу.

— Ну и дела-а… — заерзал на стуле Сойченко. — Сразу двое прогульщиков из одной бригады? Плохо, Макурин! Ладно, иди, наш разговор еще впереди. Постой-ка, тебя Василий Вяхирев в комитете комсомола ждет, загляни туда.

Слова секретаря парткома о дружбе «через стакан» обидно задевают Андрея. Он не видит большой беды в том, что пошел с ребятами в ресторан. Посидели, выпили, поговорили. Что же в этом плохого? За Лагушина, правда, ручаться трудно: тот иногда закладывает лишнего, но Кораблев… Парень он — что надо. Почему же именно его задержали, а не Лагушина? Тут действительно какое-то недоразумение… Надо зайти в общежитие, они оба должны уже вернуться. Оба? Едва ли… Лагушина-то не было ни в отделении милиции, ни дома…

Входя в комнату комитета комсомола, Андрей слышит спокойный, неторопливый голос Вяхирева и усмехается: интересно, что теперь скажет Василий об участии бригады в соревновании? А в душе разорвать готов был и Кораблева и Лагушина, опозоривших бригаду невыходом на работу. «Первый раз такое случается за столько месяцев», — пробует заглушить неприятные мысли Андрей.

Вера кивает ему на место рядом, а когда он садится, тихо спрашивает:

— Что там у вас случилось? Сойченко здесь был в комитете комсомола, когда ему из милиции позвонили.

Андрей морщится: вот и начало неприятных разговоров.

— Да так… Некрасиво, одним словом. Я даже толком и не знаю. Кораблева, говорят, вчера за что-то в милиции задержали.

— Леню?! Но вы же трое уходили дежурить на базар!..

Андрей замечает, что Вяхирев уже начинает неодобрительно посматривать на них, недовольный, конечно, тем, что они перешептываются, и кивает:

— Потом, Вера… Да я и сам толком-то не знаю, что там у них произошло.

— Ладно, с заседания вместе домой пойдем, хорошо?

Он согласно мигнул глазами, вслушиваясь в то, что говорит Вяхирев. И вовремя: комсорг назвал среди других и его, Андрея, фамилию.

— Кстати, о бригаде проходчиков Макурина, — смотрит Василий в сторону Андрея. — Мы намечали эту бригаду кандидатом в коллективы коммунистического труда, но… — Вяхирев разводит руками. — Ничего из нашего желания не получилось. Сегодня звонили в партком из милиции. Сообщили, что задержали за хулиганство Кораблева… Так, Макурин?

— Он, — хмуро подтверждает Андрей. — И Лагушин на работу сегодня не вышел.

— Это еще почему? — изумленно вскидывает брови Вяхирев. — Тоже по вине пьянки?

— Вероятно…

— Хороша дисциплинка, — усмехается Вяхирев. — Что же вы дальше думаете делать?

— Соревноваться за коммунистический труд и быт, — вприщур глядя на Вяхирева, отвечает Андрей, мельком отмечая, как мгновенно стихают малейшие шепотки и шорохи вокруг.

Вяхирев не мигая смотрит на Андрея.

— Формально мы не имеем права включать вашу бригаду в число соревнующихся.

— Я знаю, — соглашается Андрей. — Делом будем искупать свою вину.

Сказал и заметил, как любопытно блеснули глаза Веры.

…Андрей раздумчиво стоит на крыльце управления шахты. Отсюда видны раскинувшийся вдали поселок и край озера. Тихо. Смена ушла в забой, рабочий день служащих окончился. На территории шахтного двора пустынно. Кажется, сами по себе гудят скрытые терриконом от глаз мощные вентиляторы. Неизвестно, какая сила крутит ажурное подъемное колесо на копре, медленно разворачивает стрелу высокого крана, кажущуюся в сумерках гигантским щупальцем неземного существа…

Задетый за живое недоверием Вяхирева, Андрей снова и снова возвращается к мысли о своей бригаде. «Надо будет завтра же нам всем собраться и составить свой бригадный кодекс жизни — конкретный, без общих фраз! — решает он. — А с Пахомом и Леней сегодня же поговорю… Что там, черт их возьми, вчера натворили они?.. Просто невероятно».

Андрей шагает с крыльца: не терпится ему побыстрее увидеть Кораблева. Но тут же вспоминает о Вере: обещал подождать ее. Кстати, с нею-то как раз и можно поговорить о кодексе, она дельное что-то подскажет.

И снова раздумчиво прохаживается он по