или восемь. Этот образ стал первенствовать среди других изображений Шивы примерно с X–XI в. Его возвеличиванию немало способствовала обширная литература, восславляющая этого бога, созданная на дравидских языках в период правления династии Чолов.

В более ранние времена Шива изображался иначе. Перемены в искусстве особенно отчетливо проявились в период правления Гуптов и в последующие века. Об этом свидетельствует монолитный скальный бюст трехликого Шивы Махешварамурти, высеченный примерно в VIII в. в пещерном храме, посвященном этому божеству на острове Элефанта.

Гигантское, более чем пятиметровое изображение помещено в специальной нише в центре зала. Оно производит неизгладимое впечатление, несмотря на повреждения. Все три лика передают отблеск мирового величия верховного божества, каким его почитали в то время его приверженцы.

От среднего лика, Шивы Татпуруши, вест неколебимым покоем и неодолимой силой; он символизирует сущность мира, само бытие. Его можно рассмотреть с трех сторон, в то время как другие две головы видны только в профиль. За правым плечом Татпуруши виден слегка наклоненный грозный лик, выражающий неукротимую энергию и ярость. Это бог в мужском аспекте, с бородкой и усами, Агхора-Бхайрава. На его голове гнездятся человеческие черепа и змеи, показывающие, что ни яд, ни смерть не властны над могущественным богом.

Третий лик Шивы, за его левым плечом, — красивый женский профиль: это Ума, его супруга, женский аспект божества, знаменующий блаженство и красоту.

В период, когда создавался этот бюст, иконография разрабатывалась особенно тщательно, опираясь на основные философские положения индуизма.

Еще более раннее изображение Шивы в храме в Гудималламе, изваянное из камня, относится ко II–I вв. до н. э. Оно считается уникальным и в то же время глубоко типичным для древнеиндийского искусства. В этой полутораметровой скульптуре о божественности Шивы свидетельствует лингам, на фоне которого он стоит, опираясь ногами на плечи страшного и усатого якши с огромным ртом и выпученными глазами. Этот якша словно вылез откуда-то из-под земли, символизируя слепые природные силы.

Во всем остальном Шива — это человек, молодой и полный сил, и с его неземным значением не возникает почти никаких ассоциаций. И даже его атрибуты: сосуд для воды в левой руке и антилопа, которую он держит за задние ноги правой рукой, — не играют серьезной роли в создании его облика как божества. Этот образ Шивы называется Парашурамешвара, т. е. бог с боевым топором или секирой.

Приведенные примеры показывают, что индуистское религиозное искусство не было застывшим и неизменным, но всегда оставалось открытым для перемен.

Спящий бог и разгневанная богиня

Один из самых популярных иконографических образов Вишну, другого популярного бога индуизма, — погруженный в глубокий сон, возлежащий на тысячеглавом змее бездны, который плавает, свернувшись кольцами, в водах мирового океана. Он вобрал в себя всю вселенную и хранит ее в период между гибелью одного мира и рождением другого.

Индуисты верят, что после каждого нового творения Вишну просыпается и правит миром, пребывая в одном из райских миров, Вайкунтхе. Из пупка Вишну вырастает лотос, а в нем рождается творец Брахма, создающий миры. В скульптурном изображении V–VI в. в храме Вишну Дасаватара в Деогархе, в штате Уттар-Прадеш, перед змеем-ложем Вишну стоят пять братьев Пандавов и их общая супруга Драупади. Они являют собой тех, кто приходит в сновидениях. Широко открытыми глазами они смотрят в тот мир, из которого мы смотрим на них. Если долго и внимательно вглядываться в это изображение, то в какой-то момент перестаешь понимать: то ли юноши снятся богу, то ли бог им снится?

Для индуиста же здесь не возникает никаких проблем. Он, скорее всего, вспомнит древнюю легенду о мудреце Маркандсе, который многие тысячи лет странствовал и предавался размышлениям, усмиряя свою бренную плоть, чтобы узнать тайну сотворения мира. Стоило ему подумать об этом, как он тотчас же очутился в кромешной тьме, а вокруг него простирался водный хаос. И вдруг он увидел спящего на водах человека, тело которого светилось собственным светом.

Маркандея понял, что перед ним великий Вишну, а тот, вдохнув во сне, вобрал в себя мудреца. И тот сразу очутился в привычном мире, с полями, лесами, городами и селениями. Маркандея решил, что он просто заснул, и опять отправился странствовать по земле. Протекли еще тысячи лет. Однажды мудрец снова увидел удивительный сон: на ветке баньяна среди пустынного безмолвия спал мальчик, и от него исходило сияние. Он опять проглотил Маркандею, и тот опять очутился в знакомом мире. И теперь уже он не знал, что было сном, а что явью…

Об этом «сновидящем мире» Индии и о сновидении как о единственной сущности, где все пригрезившиеся персонажи тоже видят сны, много размышлял К. Г. Юнг: «Сновидение представляет собой неприметную дверь в сокровенных и самых потаенных убежищах души; эта дверь открывается в ту космическую ночь, какую являла собой psyche (греч. “душа”) задолго до возникновения какого-либо эго-сознания и которой psyche останется независимо от того, сколь далеко простирается наше эго-сознание, ибо любое эго-сознание ограничено: оно отделяет и различает, постигает лишь частности и знает только то, что в состоянии воспринять эго».

Обширную иконографию породила и богиня-мать, имеющая много обликов. Один из самых известных ее образов — разгневанная Кали в ожерелье из черепов. Она попирает ногой тело демона Махиши, напоминая миф о том, как в незапамятные времена асура Махиша, принимавший облик буйвола, свергнул Индру с небесного престола и сам воцарился над миром. Боги, не в силах сносить это унижение, стали просить Брахму, Шиву и Вишну спасти их от бесчинств демона. Пламя гнева вырвалось из уст повелителей вселенной и слилось в огненном облаке, соединив силы всех богов. Из него возникла женщина, лицом которой стало пламя Шивы, руками — мощь Вишну, поясом — сила Индры. Ее глаза создал Агни, бог огня; брови — божественные близнецы Ашвины; зубы — Брахма, бедра — богиня земли Притхиви, уши — бог ветра Ваю.

Небожители вооружили ее луком и стрелами, трезубцем и топором, ваджрой и петлей. Богиня издала воинственный клич и, оседлав льва, ринулась в битву. Тысячи врагов под предводительством Махиши напали на нее, но богиня, словно играючи, отражала их атаки, а из ее дыхания возникали сотни новых воинов, бросавшихся в сражение. Грозная воительница рубила демонов мечом, колола копьем, пронзала стрелами, накидывала им на шеи петлю и волокла по земле.

Сотрясались утесы и горы, лились реки крови, потемнело небо. Вдруг богиня прыжком взвилась в воздух и сверху обрушилась на Махишу. Она наступила ногой на его голову и пригвоздила копьем тело к земле. Попытался Махиша принять другой облик и