Премьер перевёл взгляд на Мортона. Похоже, во всей комиссии он доверял только британскому сопредседателю.

– Я бы не делал категоричных выводов, – промямлил тот, – но мистер Ходько в чём-то прав. Во время вчерашней встречи мистер Аткинсон… м-м… погорячился. Прослушивающие устройства тоже имеют место. Что касается нападения, оно действительно имело место, и произошло при самых странных обстоятельствах…

Хэррингтон отмахнулся:

– Избавьте меня от подробностей вашей стычки с местным населением и прочих мелких перипетиях, – неприязненно сказал он. – И вообще… Не хотел бы никого обижать, но вы, господа, наломали дров, а работа комиссии с самого начала зашла в тупик. Видит бог, я был против её создания, но, к сожалению, мой российский коллега премьер Долгоруков сумел убедить, что она необходима. (Я хмыкнул про себя. «Убедить» и «выкрутить руки» не одно и то же.) Теперь, когда моя правота стала совершенно очевидной, не вижу смысла в дальнейшем существовании вашей комиссии.

Наконец-то дошёл до главного! Ну-ка, ну-ка…

– Я отзываю из её состава мистера Мортона и мисс Мэддокс, – продолжал Хэррингтон, сунув руки в карманы плаща. – Мистер Буранов и мистер Ходько могут покинуть Альбион в любые разумные сроки. Что касается господина Телепина, то он возглавляет миссию ООГ в нашей стране, и в случае необходимости сможет консультировать будущее следствие, которое мы проведём внутренним порядком. Да, господа! Можете быть уверены, что убийство мистера Добромыслова Скотланд-Ярд расследует самым тщательным образом.

Сдаётся мне, что на этой оптимистической ноте Хэррингтон хотел бы закрыть тему. Однако Буранов всё испортил.

– Господин премьер-министр, разрешите напомнить, что решение о создании комиссии принималось обоюдно, – задумчиво произнёс он. – Корректно ли будет расформировывать её в одностороннем порядке?

– Я созвонюсь с премьером Долгоруковым и сообщу ему своё решение, – высокомерно сказал Хэррингтон, сдвигая густые брови к переносице. – Провал вашей миссии налицо, и, полагаю, он со мной согласится. Кстати, не советую засиживаться в Альбионе. Уже сегодня сообщение о смерти Аткинсона наверняка будет растиражировано в прессе. На вашем месте я не стал бы дожидаться скандала с непредсказуемыми последствиями. Уж очень неприглядную роль вы сыграли в этой трагедии…

Это была откровенная угроза, которая, впрочем, Буранова не смутила. Дождавшись, пока Хэррингтон завершит короткое выступление, Михаил Михайлович сунул руку во внутренний карман пиджака и достал небольшой продолговатый предмет, в котором я признал телефон спутниковой связи.

– Премьер Долгоруков уже в курсе событий, – сообщил Буранов, нажимая на кнопку вызова и поднося маленький аппарат к уху. – Мне кажется, будет правильно, если вы сможете обменяться мнениями прямо теперь, не дожидаясь предстоящего скандала…

И, не дожидаясь реакции Хэррингтона, Михаил Михайлович энергично заговорил в телефонную мембрану:

– Ещё раз добрый день, Сергей Николаевич, это Буранов… Не отвлекаю? Премьер Хэррингтон проводит с нами совещание по ситуации. Да вот, лично прибыл на место происшествия… Видите ли, у него есть сомнения в целесообразности дальнейшей работы комиссии. Может быть, сто́ит обсудить тему, не откладывая в долгий ящик?.. Понял, передаю трубку!

Буранов демонстративно говорил на английском языке, которым Долгоруков владел почти так же хорошо, как и французским. Телефон оказался в руке опешившего Хэррингтона прежде, чем тот успел сообразить, что к чему.

– Премьер Долгоруков на связи, – доверительно шепнул Михаил Михайлович и жестами предложил всем присутствующим покинуть кабинет. Пусть, мол, руководители поговорят всласть, без посторонних ушей.

– Ну, вы даёте, – искренне сказал я по-русски, когда мы вышли в приёмную. – А я-то думаю, зачем это Михаил Михайлович убежал к себе в номер перед выездом…

– Не мог же я беседовать с премьер-министром на ходу и при всех, – пояснил Буранов чуть виновато. – Пришлось задержаться.

Мортон смотрел на Михаила Михайловича со странным выражением на лице. Как истинный британец и патриот, он не мог радоваться тому, что российский тайный советник осадил его руководителя. Но как умный человек не мог не отдать должное ловкости, с которой Буранов это проделал.

Айрин взяла меня за рукав и отвела в сторону, подальше от стола мисс Редл.

– А ведь Хэррингтон, в общем-то, прав, – негромко сказала она. – Вы не представляете, что теперь начнётся. Вам действительно лучше уехать…

– И вас не смущает, что в этом случае смерть Сергея останется нераскрытой и неотомщённой? – так же негромко спросил я, глядя в усталые тёмно-карие глаза Айрин. – Что-то я сомневаюсь в обещанном рвении Скотланд-Ярда…

– Я тоже. Но Сергея не вернёшь. А вот вас вчера чуть не убили… – еле слышно сказала она, приблизив своё лицо к моему. Я ощутил тепло её кожи и горьковатый, обволакивающий запах «Принцессы Каролины».

– Не будем об этом, Айрин, – произнёс я. Внезапное желание обнять женщину было настолько сильным, что я даже отступил на шаг – от греха подальше. – Не любят здесь руссофранков, это уж точно. Переживём. И никуда не уедем. Думаю, сейчас наш Долгоруков вашему Хэррингтону по этому поводу всё объяснит.

– Возможно, однако…

– Вы же видите: тут плетётся какой-то дьявольский клубок. Гибнет сотрудник ООГ, директор солидной организации пускает пулю в лоб, на комиссию нападают какие-то биокуклы-киллеры… И всё это – на фоне мегалитов пятитысячелетней давности. Нет, не зря Серёга сюда так стремился. Странно тут всё, в Эйвбери, странно и опасно… И вы хотите, чтобы мы уехали, даже не попытавшись разобраться?

Дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился Хэррингтон. Он был хмур, но величественен.

– Мы переговорили с премьером Долгоруковым, – сообщил он Буранову, возвращая телефон.

– Прекрасно! – истово произнёс Михаил Михайлович и даже вздохнул с облегчением, словно опасался, что Хэррингтон, оставшись один, вышвырнет трубку в окно. – Можем ли мы узнать о принятом решении, господин премьер-министр?

– Можете, – сухо сказал Хэррингтон. При этом он скрестил руки ниже пояса, словно инспектировал сохранность причинного места. – Мы условились, что комиссия остаётся и продолжает работать. Всё необходимое содействие со стороны администрации «Наследия прошлого» и органов власти вам окажут. Однако ваша деятельность ограничится расследованием гибели Добромыслова. Самоубийство Аткинсона – дело внутреннее, им займётся полиция Альбиона. Собственно, уже занялась… До свиданья, господа.

С этими словами он, не глядя на нас, вышел из приёмной. Следом, негромко переговариваясь, потянулись ребята из Скотланд-Ярда и незнакомцы, оккупировавшие служебный предбанник – надо полагать, секретари и телохранители премьера. Короче говоря, свита. Хотел я спросить премьера напоследок, могу ли я отныне считать себя невиновным в самоубийстве директора, но воздержался. К чему ехидничать? Пусть делает хорошую мину при плохой игре и зализывает раны, полученные в разговоре с Долгоруковым…

Когда в комнате остались только мы, Буранов повернулся к секретарше и мягко спросил:

– Мисс Редл, вы по-прежнему считаете, что это именно мы