А стоявший рядом Вильямс ничего не сказал. Он просто погладил мисс Редл по плечу, качая головой. И этого оказалось довольно, чтобы гнев женщины сменился горем. Припав на грудь лейтенанта, она разразилась рыданиями. Мы неловко топтались на месте. Полуоткрытые глаза Аткинсона искоса равнодушно взирали на полицейскую суету в его кабинете.

– Мистер Мортон, сдаётся мне, что вам сейчас лучше уйти, – негромко сказал Вильямс, успокаивающе похлопывая по спине мисс Редл, плачущую у него на груди. – Сами видите: пока мы разбираемся, тут вам делать нечего. Только скажите, где вас искать. Через пару часов будут ребята из Скотланд-Ярда, уже вылетели из Лондона. Наверняка захотят с вами встретиться, побеседовать.

– В гостинице найдёте, где же ещё, – так же негромко ответил Мортон. – Не возражаете, джентльмены?

Мы не возражали. Во-первых, идти в этой ситуации больше некуда. Сейчас всем не до нас. А во-вторых, остро требовалось уединиться и обсудить происходящее. Слишком быстро, абсурдно и плохо развивались события.

Вадим Телепин

– Где общаться будем? – хмуро спросил Володя у входа в «Красный Лев». – В номерах-то прослушка.

Мортон натурально вытаращил глаза.

– Какая прослушка? – переспросил он в полном недоумении.

Буранов наскоро поведал ему про обнаруженные вчера «жучки». В заключение Михаил Михайлович выразил полную уверенность, что в номере Мортона эти насекомые также присутствуют.

– Пойдёмте в ресторан, – предложил я. – Сядем в углу, заодно и позавтракаем.

Несмотря на довольно ранний час, ресторан готовился кормить постояльцев. Следы вчерашнего побоища успели убрать, и теперь на столешницах синели свежие скатерти, а приятные ароматы мяса, рыбы и овощей приглашали к чревоугодию. На сдвинутых столах у дальней стены раскинулось скромное изобилие закусок: несколько сортов колбас и ветчин, сыры и салаты, жареная треска и ростбиф, фрукты и сладости. В большой кастрюле томилась знаменитая английская овсянка. Яичницу с беконом официант жарил прямо в присутствии едока. Ну и, само собой, кофе, чай, молоко, йогурты, всевозможная сдоба…

– Тут, конечно, не Стокгольм, – задумчиво сказал Володя, окинув взглядом заготовленную провизию, – но что-то шведское в этом есть.

Подошла миссис Своллоу. Поздоровавшись, Буранов не преминул отпустить лёгкий комплимент по столовой части, но хозяйка только отмахнулась.

– Мистер Буранов, – сказала она полушёпотом со слезами на глазах, – неужели это правда?

– Что именно? – спросил Михаил Михайлович.

– Ну, что мистер Аткинсон… что он… ну, короче, покончил жизнь самоубийством?

Выговорив страшные слова, женщина впилась в Буранова испуганным взглядом.

Однако! Сарафанное радио в Эйвбери действует выше всяких похвал. Откуда, спрашивается, хозяйка могла узнать о самоубийстве директора, если оно произошло от силы часа четыре-четыре с половиной назад? Хотя после звонка охранника мисс Редл сломя голову кинулась нас будить, и отголоски суеты вполне могли достичь слуха миссис Своллоу…

– К сожалению, правда, – сдержанно сказал Буранов.

Хозяйка ахнула и прижала ко рту ладонь:

– Боже мой!.. То-то я смотрю, ночевать не пришёл… Какой был человек, – сдавленно произнесла она. – Что же теперь будет?

– Следствие будет, – сказал Мортон, пожимая плечами.

Отвернувшись, миссис Своллоу нетвёрдой походкой вышла из ресторана. Мы смотрели ей вслед.

– Через час узнает вся деревня, – сказал Володя.

– Через полчаса, – поправил Мортон со вздохом.

Набрав еды, мы заняли стол в углу. Собственно, можно было бы и не в углу. Кроме нас в ресторане сидели только два человека. Айрин, поэта Энтони и академика Баррета пока не было. Володя предположил, что они, видимо, отсыпаются после вчерашнего потрясения. Некоторое время мы молча жевали (Мортон поглощал овсянку и запивал чаем с молоком – либо истинный британец, либо проблемы с желудком, либо истинный британец с проблемным желудком.) Затем Буранов, допив кофе, откашлялся, и на правах дуайена взял слово.

– Коллеги, давайте обсудим ситуацию, – сказал он, закуривая папиросу.

– Давайте, – поддержал я. – Хреновая ситуация.

– Боюсь, мы ещё сами не представляем, насколько хреновая, – уточнил Володя.

– Мнения потом, – предложил Буранов. – Итак…

Михаил Михайлович тезисно обозначил наше положение.

Тезис первый: не успев начаться, работа комиссии практически парализована. Делом Добромыслова никто здесь и раньше заниматься не рвался, а уж теперь, после самоубийства директора НП, и подавно. Можно биться о какой угодно заклад, что под предлогом расследования смерти Аткинсона наше следствие попросту заморозят на неопределённое время. Дескать, не до вас теперь…

Тезис второй: мы оказались в предельно ложной ситуации. Предсмертные записки Аткинсона – прекрасный повод обвинить комиссию и её участников в доведении до самоубийства крупного историка, истинного британского патриота и т. д. и т. п. Это лишь вопрос небольшого времени. Как только пронюхают репортёры… А они, разумеется, пронюхают очень скоро… И такая дискредитация предельно осложнит нашу работу, если вообще оставит возможность заниматься ею. Где гарантия, что буквально завтра не последует резкий дипломатический демарш Альбиона, его протест в ООГ, поддержанный, скажем, Америкой и Японией?

Тезис третий (главный): Вильямс ничтоже сумняшеся считает смерть Аткинсона самоубийством, и его опыту можно доверять. Тем не менее, тут есть нюансы. Вчерашний разговор получился резким, да, но не до такой степени, чтобы директор после него застрелился. А вот если кому-то позарез надо, чтобы комиссия не нашла убийц Добромыслова, то лучшего способа сорвать следствие просто не существует (см. второй тезис). И потому можно предположить, что этот кто-то фактически убил Аткинсона, вынудив того совершить самоубийство…

Мортон протестующе поднял руку.

– Это уже из области фантастики, – заявил он. – Аткинсон был во всех отношениях бойцом. Убить его, как всякого, можно, но заставить застрелиться…

– А биологические куклы – это не из области фантастики? – вкрадчиво спросил Михаил Михайлович.

Британец недовольно засопел.

– Господа, я бы уточнил термин, – сказал Володя. – Сдаётся мне, уместнее говорить не о фантастике, а о мистике.

– Допустим, – согласился я. – Но что это меняет?

– Многое. Аткинсон занимался именно мистикой. «Наследие прошлого» – организация насквозь оккультная. Серёга был убит при таких обстоятельствах и в таком месте, что за версту несёт бесовщиной. Понимаете? Ниточка однозначно тянется и к Аткинсону и к его конторе. Стало быть, доведя директора до самоубийства, наш некто самым надёжным образом нить обрубил. Теперь можно сколько угодно потрошить «Наследие прошлого», допрашивать служащих – это ничего не даст. Каждый скажет, что знать ничего не знает, кроме своего узкого направления, и будет кивать на покойника.

Буранов покачал головой:

– Логика, Владимир Анатольевич, в ваших словах