Шрифт:
Закладка:
В общем и целом — сто шестьдесят человек, которые к весне должны сплотиться и, переняв сильные стороны друг друга, стать единой силой. Это если погода позволит. А продолжающаяся вот уже неделю с малыми перерывами вьюга явно не располагает к усиленной военной муштре. Конечно, против зарубежных армий это не более чем пшык, однако для подавления внутригородских мятежей и волнений — вполне себе неплохо. В Новгороде я сбываю весь свой товар, а возможные восстания распугают к чертям всех купцов, которые мой товар и покупают. А мне оно не надо, поэтому придётся в случае чего малость повоевать за благополучие города.
Кстати говоря о городе. Неделю назад я отправил лучшего особиста отряда, Лаврентия, на задание особой важности в Новгород. Он должен собирать информацию о влиятельных силах и, что самое главное, о волнениях в народе. А как только ситуация примет облик необратимой — пулей мчаться в Борки и во всех подробностях доложить о происходящем.
Я сидел на стуле, глядел в окно, за которым бушевала непогода и уже в который раз чистил ружьë, в неизвестно какой раз разбирая механизм до последнего винтика и пружинки и в который раз собирая всё обратно.
— И давно ты так сидишь? — Спросил внезапно вошедший в комнату Генрих. Я подскочил от неожиданности и чуть было не выронил шомпол из руки. Вот это, пожалуй, единственный плюс непогоды. Генрих и, что важно, Анна, уже неделю гостят у меня. Да, при большой нужде они могли бы уехать даже в метель. Однако это, вроде как, риск, возможный удар по здоровью… Да и не хотели они возвращаться в шумный Новгород, где во всю расползались слухи о надвигающимся бедствии и весь народ наверняка был как на иголках, а блаженная матушка Генриха регулярно попрекала его своими анти-русскими замашками. Это здесь, в деревне, где люди привыкли к своей практической непричастности к верхам и где народ банально не понимает возможных последствий, все разговоры о смуте если и ведутся, то вяло и скорее от нечего делать.
— Уже довольно долго, — Вздохнул я. — Чертова метель рушит все планы! — Я сжал приклад ружья, не зная, куда деть негативные эмоции.
— Я думаю, она продлится ещё не долго. — Задумчиво проговорил Генрих, смотря в окно. — О, кажется, кто-то идёт. — Меланхолично заметил он. Я бросил во двор ленивый взгляд. Не узнать тучную фигуру Жака невозможно. Сложнее, наверное, только поверить, что француз изменил своим убеждениям и покинул свой дом в такую непогоду. Это могло значить лишь одно — что-то с чертежами. Либо Жак мчится посоветоваться, либо, что он любил гораздо больше, похвастаться успехом.
В этот момент в комнату вошла и Анна. За последнюю неделю она взвалила на себя обязанности трëх моих слуг, что поддерживали дом в чистоте и готовили еду. Точнее сказать, взяла на себя руководство над ними, зачастую выполняя работу вместе с ними. Не полностью, конечно, однако Анна, забыв о благородном происхождении, считала, что раз уж им пришлось погостить у меня дольше обычно, то она не может просто сидеть на месте. А может, этот порыв связан с нашим сближением, которое, в условиях нахождения в одном доме столь длительное время, было чем-то очевидным и зависящим лишь от времени. Так или иначе, но поместье под её началом заиграло какими-то новыми красками. И всё же немцы — удивительный народ. Конечно, не такой удивительный, как русские, которым я поражаюсь порой до сих пор, хоть сам им являюсь. Но немцы — особенная масть. Они организованны, чистоплотны и дисциплинированны. И в этом с ними едва ли кто-то может соперничать. Анна является ярким представителем этого строгого, но чистоплотного народа. Генрих же был абсолютно не против такого поведения сестры. Видимо, он уже решил, что этот дом вскоре станет и её домом, а мы с моим немецким другом вроде как даже породнимся. Обязательно. Вот только решу для начала все проблемы и сразу в церковь на венчание. Хотя, чем дольше я смотрю на Анну, тем больше хочу плюнуть на всё и жить обычной жизнью русского дворянина вместе с ней. Но пути назад у меня уже нет.
— А мне нравится эта погода, — Вдруг заявила она. — Такая сильная и… Пугающая. — Её глаза блеснули той самой ноткой романтизма, которую я видел уже не раз. Вздохнув, она пришла в себя. — Я слышала, у нас гости. — В миг переключилась Анна с германской принцессы на русскую домохозяйку. — Сейчас, нужно накормить гостя.
— Не стоит, Анна. — Остановил её я. — Жак не выходит из дома на голодный желудок. Да и, похоже, он ко мне по работе.
Заваленный с ног до головы снегом, французский инженер ввалился в прихожую и тут же разразился тирадой на своём родном языке. Да так недружелюбно, что я даже обрадовался тому, что не знаю французского.
— Шьер Александр, как вашей стране не стыдно? — Раздражённо буркнул он, снимая с себя уже третий по счёту слой одежды.
— О чём это ты, Жак?
— Похоже, в этом году ви украсть весь снег у доброй половины Европы! — Добродушно рассмеялся он в свои благородные усы французского высокородного господина.
— То ли ещё будет! — Усмехнулся я. — С чем пожаловал, Жак?
— Я закончить роботу над то, что есть водяная мельница, шьер Александр. — Мы вдвоём уткнулись в громадный чертëж, просто напичканный разного рода механизмами, нарисованный с разных сторон и ракурсов. Это была не то чтобы очень прогрессивная для Европы мельница, работающая от водного течения и способная выполнять самые разные задачи. От помола зерна до ковки большими, неподъёмными для человека, кузнечными молотами.
— А можно мне взглянуть? — Вдруг раздался из-за спины журчащий голосок Анны. Жак взглянул на меня как-то озадаченно. Потом перевëл взгляд на Анну. И снова на меня, уже слегка раздражённо. Я лишь примирительно кивнул ему.
— Конечно, Анна, — Я отодвинулся, открывая ей дорогу к чертежу, разложенному на столе. Наверное, с пол минуты она с интересом изучала работу Жака и, казалось, совсем не замечает его раздражённого лица и обиженно поджатых губ.
— Здесь, — Вдруг ткнула пальцем она в один из передаточных механизмов, которые и переводили энергию воды
