в себе аж целых пол рубля мелкими монетами. — Выдай самым усердным премии. Пусть народ знает, что труд вознаграждается. — Тихон осторожно взял мешочек и трепетно убрал его под рубаху, покорно кивнув.

— Максим, а как дела обстоят с порохом? — Вновь перевёл я взгляд на своего собрата по несчастью.

— Серу стабильно подвозят из шахты в соседнем селе, с углëм проблем нет вовсе. А вот селитряницы поспеют разве что к лету, а потому приходится селитру закупать отдельно. А сейчас на рынке она не всегда есть. Но в общем пока я получаю около двух килограммов пороха в день. Это не напрягаясь и без подключения лишних рабочих рук. Ну и если, конечно, поставки селитры остаются стабильны.

— Отлично. Тогда отсыпь плюс-минус килограмм и передай гвардейцам для тренировок.

— А не маловато будет? — Усомнился Макс.

— По моим расчётам этого должно хватить примерно на сто выстрелов. А уж патроны бумажные все в отряде клеить умеют. Так ведь, лейтенант?

— Так точно, командир! Все уж руку набили, почитай что по патрону в минуту каждый клеит — Отчеканил Иван.

— Астафий, а что у нас по запасам свинца? — Перевёл я взгляд на кузнеца.

— Ежели не ошибаюсь, около пуда оставалось. Однако ж его и не пускаем никуда уже почитай как две седмицы.

— Вот и пустите! Весь свинец на пули, по тем же заготовкам.

— Исполним, барин, — Воодушевленно сказал, как отрезал кузнец, который как-то раз ознакомился с тем, что способны учинить пятнадцатиграммовые круглые шарики, если их разгонят под большим давлением по гладкому стволу пороховые газы.

Мы обсудили ещё несколько менее важных вопросов, после чего очередное собрание, продлившееся по обыкновению около часа, закончилось. Все вернулись к своей работе, а я же вышел в двор, чтобы просто насладится морозным декабрьским воздухом. Всё же зима в прошлом тоже какая-то особенная. В первую очередь потому, что снег как бы скрывает всю грязь, которой, благодаря Максу, хоть и стало меньше, но которая неизменно сопровождала как сельскую местность, так и города. Причём ещё непонятно, что в большей степени.

— О чём думаешь? — Оторвал меня от размышлений ни о чём мой собрат-попаданец.

— Да так, — Отмахнулся я. — Пустое.

— Производство мануфактуры сейчас на пике. — Восхищённо заметил он.

— Оно каждый день бьëт рекорды, — Усмехнулся я. — Как бы наше предложение не убило на рынке к чертям собачьим весь спрос по весне.

— Да-а, склады уже сейчас грозятся заполниться. А ведь у крестьян зимой времени много, ожидается наплыв новых желающих.

— Пусть приходят, у нас тут всё на добровольной основе. — Мы ещё немного постояли, выпуская густые клубы пара в морозный воздух.

— Ведь если так прикинуть, это ж сколько денег… — Мечтательно протянул Макс.

— Много, — Согласился я. — Но можно сделать и больше.

— А куда столько? — Хмыкнул он меланхолично.

— Сейчас — мало куда. Но вот если что вдруг случится? Всё это время, эта эпоха, по сути своей непрекращающаяся война. Война за деньги, за власть, да за что угодно. И причём чем больше мы будем иметь, тем больше объявится претендентов на наше кровное. А для войны, Максим, нужны ведь всего-то три вещи.

— Оружие, люди и дисциплина? — Навскидку предположил он.

— Деньги, деньги и ещё раз деньги. — Я дал ответ, чем вызвал у Максима сначала нервный смешок, а после глубокую задумчивость.

Тем временем на дороге показалась крытая повозка. Ну почти карета, честное слово! Я узнал её. На такой иногда приезжает Генрих, но только в том случае, если едет не один. А так как я давно звал Анну в гости, завидев мало спасающую от холода телегу, переделанную в транспорт для около нулевых температур, я выскочил к обочине, встречая гостей. Знакомый кучер привычно остановился у моего поместья и бросив почтенное, но весьма небрежное «Приехали, сударыня», натянул поводья, останавливая двух лошадей.

Раздвигая плотную, но вовсе не играющую роль термоса ткань, из повозки робко шагнула завёрнутая в меха Анна. Завидев меня, она обрадованно, но сдержанно улыбнулась. — Приветствую в Борках, фройляйн Майер, — Улыбнулся я. Анна скромно хихикнула, скорее беря меня под руку и позволяя как можно быстрее сопроводить в тëплый дом.

— Здравствуй, Саша, — Соловьиным голоском отозвалась она. — Ты знаешь, я никак не ожидала, что в России зимой настолько холодно! — Анна очень редко приезжала в Борки, хотя я звал её сюда регулярно. В принципе, она всегда была за, но вот некоторые традиции и обычаи по понятным причинам не позволяли ей гостить у меня слишком часто и долго.

— Да это, на самом деле, ещё довольно тепло, — Отшутился я. Анна же, похоже, приняла это всерьёз и лишь тяжело вздохнула. — Кстати, а почему Генрих не приехал?

— Он сказал, что задержится. — Неуверенно начала она. — Всё говорил с какими-то купцами, что с юга пришли на санях. — Я напрягся. Генрих никогда не любил подолгу общаться с торговцами, считая их лишь средством покупки или продажи чего-либо. Конечно, он мог сделать исключение. Но это обычно происходило лишь тогда, когда купцы привозили с собой чрезвычайно важную информацию.

— Ты замëрзла? — Спросил я, хотя ответ, казалось бы, был очевиден.

— Немного, — Опустила она взгляд. — Но я хотела бы ещё немного постоять здесь. С тобой. — Анна ближе пододвинулась ко мне и я приобнял её, укрывая меховым плащом. — Знаешь, здесь хоть и холодно, но очень красиво. — Мечтательно произнесла она. — Даже деревья какие-то… Другие, что-ли. — Она восхищённо осмотрела одинокую берёзку, ветви которой были слегка припорошены снегом. — Даже простая берëза. Я же видела такие и дома и в Ливонских портах. Но там они были какие-то иные. А здесь так… Так чудесно.

— Белая берëза

Под моим окном

Принакрылась снегом,

Точно серебром.

На пушистых ветках

Снежною каймой

Распустились кисти

Белой бахромой.

И стоит береза

В сонной тишине,

И горят снежинки

В золотом огне. 

— Я неожиданно для себя вспомнил Есенина. Надо же, что-то ещё помню из школьной программы. Правда, дальше строки перестали всплывать у меня в голове и пришлось ограничиться лишь отрывком.

— Красиво… — Блаженно протянула Анна. Мы стояли в молчании, наслаждаясь окружением и друг другом. — А знаешь, Саша, — Вдруг сказала она и вдруг замялась. — Ты…

— Саша-а-а! — Сквозь приближающийся топот копыт послышался голос Генриха. Мы с Анной тут же отлипли друг от друга. Не то чтобы мы как-то скрывались от Майера-старшего, однако традиции общества жестко диктовали свои условия.

— Ты куда галопом скачешь, коня загнать хочешь? — Скорее для виду, чем с реальным осуждением проворчал я.