шестисотого мерседеса, я такого, признаться не ожидала. Думала, фото с невестой на ладошке – их максимум. А оказалось, что я тоже подвержена стереотипам. Отдельную радость у молодых вызвало то, что фотографии не пришлось ждать полгода. Я быстренько обработала снимки в приложении телефона, но для нормального фотографа это, конечно, не дело. Мне нужен мощный комп с соответствующим программным обеспечением. И я даже почти созрела на то, чтобы спросить у Воинова, могу ли его купить из тех денег, что он перевел мне на карту. Недавно я не выдержала и проверила её баланс. Увиденная цифра настолько впечатлила, что я несколько раз, как дура, пересчитала количество цифр в ряду.

Интересно, эта сумма была изначально, или Воинов пополнил счет после минета в моем исполнении?

Ага. Как же. Улыбаюсь в темноте. То, что ни хрена у меня толком не получилось, понятно даже такой неискушенной идиотке, как я. Ну и к черту. Научусь. Воинов, кажется, не ждал, что я ему сходу фейерверк устрою. А я… Я вроде как прониклась. Не сказать, что я прирожденная минетчица, но что-то в этом однозначно есть. Мне приятно было осознавать, сколько удовольствия Роберта враз завязалось на мне.

Если честно, эти мысли меня и сейчас волнуют. Телом разливается жар. И малейшее движение лишь только сильней его раздувает. В конце концов, я проваливаюсь в вязкий сон. А просыпаюсь от того, что у Воинова звонит телефон.

– Да, Том, что такое?.. Эм… Я в городе ночевал, а что? Не предупредил? А что, надо?

Дальше голос отдаляется, и я ничего уже не слышу… Может, и лучше. Я не хочу касаться этой части его жизни. Уверена, будь я чуть более мнительной, довела бы себя до депрессии припадками совестливости, но жизнь научила меня, что думать нужно лишь о себе и небольшой горсточке близких, и, раз уж мне так подфартило с Робертом, я не собираюсь посыпать голову пеплом. Вместо этого я сдергиваю с плечика бретельку сорочки, словно невзначай оголяя грудь, и закрываю глаза, закинув руки за голову. Так мои сиськи кажутся хоть немного больше.

Что Воинов возвращается, я понимаю на каком-то необъяснимом чувственном уровне. Мне до слез жаль, что я не могу сейчас узнать, что он делает, как реагирует и куда смотрит. Но раз уж притворилась спящей, нужно отыгрывать роль до конца. Проходит еще, кажется, целая вечность, прежде чем Роберт садится рядом. Чувствую, как костяшки его пальцев скользят по выступающей косточке на бедре, боку и… да-да-да! – касаются теплой со сна вершинки.

– Глаза открой. Знаю ведь, что не спишь.

Я уже привыкла к такой манере общения и даже нашла в ней массу плюсов. В конце концов, мне не нужно ломать голову над тем, что делать. Роберт сам отдаст нужное распоряжение.

Медленно поднимаю ресницы. Беру в фокус его лицо и соскальзываю к соску, зажатому между его смуглых пальцев. О-ох…

– Привет. Выспался?

Прежде чем ответить, Воинов внимательно прислушивается к себе.

– Да, слушай. Отлично просто. Это ты меня раздела?

– Попыталась. Но ты тяжелый – кошмар.

– Это как расценивать?

– Как констатацию факта? – теряюсь я, искренне не понимая, что такого сказала. Он же не парится по поводу своего веса? Смешно. Выглядит он… впечатляюще. Никаких кубиков, конечно, но и ничего лишнего. Такой заматеревший здоровый мужик.

Под его темным взглядом приподнимаюсь. Одной рукой опираясь на локоть, другой осторожно касаюсь выступающих грудных мышц. Царапаю легонько, взволнованно облизав губы. Ну же! Помоги. Направь, блин, я же ни черта не умею. А он только бровь изгибает и сильнее сжимает и без того ноющий сосок. Честно сказать, было гораздо проще, когда он мной командовал.

– А я тебя изучала, пока ты спал, – выпаливаю, все сильнее волнуясь.

– Да? – сипит. – И как?

– Как ты мне?

Это невероятно, да. Но его, похоже, и впрямь занимает этот вопрос.

– Необычно. Мы очень отличаемся, – шепчу, поглаживая густую поросль ладошкой. – Мне нравится этот контраст. Ты… – веду рукой ниже, ниже… – Я… – той же ладонью касаюсь уже себя. Что мне подсказывает, как надо? Не знаю! Наверняка это совершенно не по канону. Но Воинову нравится моя импровизация. Его глаза темнеют, а дыхание тяжелеет и замедляется. Он убирает ласкающую меня руку и чуть откидывается назад.

– Продолжай. Гладь себя.

Ауч! Я сама на это подписалась, да? Чувствую, как щекам становится горячо. Я скрещиваю руки. Одной ладонью полностью прикрываю грудь, другой чувственно провожу по шее. Боржоми пить уже поздно, и мне остается лишь попытаться расслабиться. Я закрываю глаза, поднимаюсь вверх по горлу пальцами и беру их в рот. Звук расстегивающейся ширинки полосует по нервам. Вздрагиваю, распахиваю глаза и залипаю… Залипаю на руке Воинова, обхватившей раздувшуюся головку и медитативно скользящую туда-сюда. Комнату прошивает стон. Мой. Стон.

– Черт. Сюда иди!

Но на в реальности идет он сам. Откидывает меня на подушки и нависает сверху. Страшно ли мне? Боюсь ли я повторения той раздирающей меня буквально на части боли? Если да, то не очень сильно. Я увязаю в нем и в охватившей нас похоти.

Роберт рывком задирает подол сорочки. Я тяну руки вверх, помогая меня раздеть. Он откидывает бесполезную тряпку и ощупывает меня изучающим взглядом. Сюрприз-сюрприз! Я без трусиков. Зрачки Воинова расширяются, поглощая радужку едва ли не полностью. Так, пялясь между моих широко разведенных ног, Роберт отстраняется. Господи, нельзя же так смотреть! Меня охватывает мучительное стеснение. Что он там увидел? У всех же более-менее одинаково, нет?

Я хватаю подушку, на которой он спал, и прижимаю к лицу. Убейте уж меня кто-нибудь!

– Нет-нет, что ты делаешь?

– Ничего! – невнятно бурчу.

– Не поздно ты взялась стесняться? – надсадно смеется Воинов, отнимая мою не очень-то надежную защиту. – Эмилия, посмотри на меня.

– Ну?

– Ты красивая.

Там, что ли? Боже, он сведет меня с ума!

– Слышишь?

– Угум, – а сама в стену пялюсь и дрожу, дрожу…

– Очень красивая. Исключительно. Даже жаль пользовать такую красоту.

А сам палец в меня вводит. Ох! Я невольно подкидываю бедра, впечатываюсь в матрас затылком и пятками.

– Почему это? – шепчу сдавленно.

– Ты изменишься.

– Это проблема? Тебя только девочки вставляют?

– Бред какой, господи.