думал то о том, как бы передать свою беспокойную должность кому другому, то о том, как бы показать этому упрямцу, где раки зимуют. Он сделал шаг вперед и подошел так близко к Кальмусу, что даже чувствовал его дыхание.

Музольта заботило одно — как бы вокзал снова сделать вокзалом. На путях — никакого движения. Кругом полная тишина. «Интересно, надолго ли эта тишина? Когда люди проснутся и вылезут из вагонов, будет поздно объяснять им что-то», — подумал Музольт и тряхнул головой.

Кальмус, словно перехватив мысли железнодорожника, положил ему на плечо руку, причем сделал он это по-дружески, словно выражая этим свое понимание и сочувствие.

В этот момент стоило Музольту сказать одно доброе слово, как он нашел бы в Кальмусе друга, но Музольт не сказал такого слова.

— Сколько вас человек? — спросил Кальмус.

— Поговорим утром, — вместо ответа сказал Музольт. — Сними-ка лучше руку с моего плеча!

— Куда вы теперь направляетесь? — не отставал от железнодорожника Кальмус.

— К волостному старшине Цукману, если он на станции.

— Я тоже пойду.

Такое предложение не понравилось Музольту. И хотя по натуре он был человеком общительным, однако вовсе не хотел идти сейчас вместе с незнакомым человеком, каким-то вожаком беженцев из какого-то села. А может, этого села и нет вовсе? Может, оно существует только в фантазии Кальмуса? Этот крестьянин мешает ему захватить станцию, так как самовольно захватил целый состав…

Музольт замедлил шаг. Он никак не мог отделаться от мысли, что этот человек, шагающий рядом, уже заключил сделку с волостным Цукманом и что теперь он, Музольт, так или иначе попадет в заранее расставленную ловушку.

— Чего мы медлим? — спросил Кальмус.

— Оставайтесь на своем месте! — резко произнес Музольт и сам же удивился, какое впечатление произвели его слова: охранники, сторожившие повозки, сразу же разбежались, а Кальмус сделал шаг назад. Его словно осенило, что именно он должен делать. Он не отстал, а лишь пошел позади Музольта на таком расстоянии, чтобы не потерять его из виду. Товарищи Музольта, шедшие вместе с ним, перешептывались:

— Ну и проходимец же этот крестьянин! Как бы он не надул нас! Он хитер. Самый настоящий проходимец!

Музольту не хотелось оказаться в дураках. Он схватил Кальмуса за рубашку.

— Отпустите меня!

— Кто вы такой?!

— Моя фамилия Кальмус.

— Вы нацист?

Кальмус молчал. Один из охранников сказал:

— Кальмус хороший, он наш вожак.

— Вожак? — повторил Музольт и выпустил из рук рубаху Кальмуса, но как только почувствовал, что тот хочет уйти, опять схватил его.

— Вы не имеете права задерживать меня как какого-то преступника, как бродягу или жулика!

— Арестовать его! — приказал Музольт своим людям, хотя те не имели никакого представления о том, как нужно арестовывать крестьянина. Они сняли с ремня винтовки и щелкнули затворами. Однако делать этого не было никакой необходимости, так как Кальмус вовсе и не собирался обороняться, а его охрана и пальцем не пошевелила, чтобы защитить своего вожака.

— Вы жулики! Уличные жулики! Я вам покажу! Я Кальмус, крестьянин Кальмус, которого еще никогда никто пальцем не тронул! — закричал Кальмус.

— Пошли, да побыстрее, если не хочешь попробовать приклада! — бросил Музольт и зашагал вдоль состава, а потом пересек несколько путей и направился к станционному зданию. Он слышал за своей спиной чьи-то голоса. Хлопали двери вагонов.

У входа в вокзал Музольт остановился и громко приказал:

— Окружить здание! Два человека со мной! Смотрите, чтобы эта птичка не упорхнула!

— А может, мы несправедливо арестовали крестьянина? — спросил кто-то Музольта.

— Я с него начну, — ответил Музольт.

— Но беженцы… Я не знаю, Музольт. Может, лучше дать ему возможность бежать?

— Вперед, товарищи! Нас ждет Цукман!

2

До слуха железнодорожного чиновника Цукмана долетел шум со стороны эшелона с беженцами. Цукман открыл окно и прислушался, однако понять, из-за чего там шумят, он не мог. Если бы в его распоряжении находился хоть один человек, Цукман обязательно послал бы его узнать, по какой причине там шумят, но он остался на станции один-одинешенек. Со стороны путей до него долетали обрывки каких-то приказов, но каких, он тоже не мог разобрать, да и не очень-то старался, так как за последнее время на станции перебывало довольно много солдат. Цукман привык ни о чем их не расспрашивать, так как их военные тайны никакого отношения к жизни станции не имели.

Дней восемь назад на станции появилось множество солдат. Они установили на вагонах станковые пулеметы. Состав готовили к отправке на фронт.

«Какое безумие, — думал тогда Цукман, — отправлять солдат на фронт, хотя уже никто не знает, где этот фронт находится».

Сейчас он увидел вооруженных гражданских. Они окружали вокзал. Цукман никого из них не знал. За его спиной вдруг хлопнула дверь. Повернувшись, Цукман увидел, что посреди комнаты стоит Музольт. Чиновник перепугался, увидев направленный на него пистолет, и инстинктивно поднял вверх руки, хотя в душе его росла злость.

«Музольт, простой составитель поездов, позволяет себе такое! Ну и чурбан же!..»

Цукман невольно вспомнил, как весной 1943 года под откос были пущены две цистерны с чистым авиационным бензином. Погибло больше шестнадцати тысяч литров бензина. Цукман был тогда уверен, что эта диверсия — дело рук Музольта, хотя никаких доказательств у него не было.

— Не вздумайте сопротивляться, Цукман! Антифашистская власть назначила меня комендантом железнодорожной станции, господин чиновник! — сказал Музольт.

Цукман молча кивнул, а сам подумал о том, что этот Музольт — большой притворщик и умело притворялся много лет.

Однажды Цукман спросил его: «Вы сами — сторонник тотальной войны или нет?»

Музольт тогда не ответил и лишь загадочно улыбнулся, действуя по принципу: если хочешь сохранить себе жизнь, держи язык за зубами.

— Вам придется выполнять мои приказы! Понятно? — строго проговорил Музольт.

Цукман снова кивнул, на его лице было написано раздражение.

Под окном неожиданно раздался выстрел, на путях поднялся шум. В небо взвилась осветительная ракета. В ответ на выстрел открыли стрельбу и люди из группы Музольта, окружившие здание вокзала. Со стороны стрелок тоже послышалась стрельба: там четверо солдат столкнулись с группой рабочей самообороны. Люди Музольта, поняв, что стреляли не по ним, успокоились.

Музольт подскочил к окну и высунулся из него. Со стороны запасных путей слышались шаги множества людей. Музольту показалось, что беженцы идут для того, чтобы захватить вокзал.

Цукман, стоя за спиной Музольта, тихо кашлянул.

Музольт напрягал зрение, но ничего не видел в темноте. На всякий случай он громко крикнул:

— Стой!

Прислушался: шагов не стало слышно. Тишина воцарилась и в здании вокзала. Музольт с облегчением вздохнул.

Стоя у открытого окна, он громко крикнул в темноту так, чтобы его