— Путник, — сказала мама, а потом добавила такие ругательства, о существовании которых я и не подозревала.

— Госпожа, — строго обратился к ней жрец. — Не подобает произносить непотребные слова в святом месте.

Она присовокупила еще несколько грязных выражений, а потом схватила лампадку и запустила ею в стену.

Масло пролилось, пламя радостно побежало по кожаному пологу, освещая шатер, но Родерик протянул ладонь, и огонь тут же погас. Мама оттолкнула ногой низкий столик, и карты империи, лежащие на нем, разлетелись. Швырнула металлическую чашу для подаяний, так что мелочь рассыпалась на пол. Жрец бросился собирать монеты, а Изергаст схватил маму за плечо, развернул к себе, ткнул пальцем в лоб, и она, обмякнув, упала ему на руки.

— Твоя теща, ты и неси, — проворчал он, передавая ее Родерику.

— Путник, — повторил тот и посмотрел на меня. — Твой отец. Вот что нужно императору.

* * *

— Эти мастера хаоса совсем охамели, — недовольно сказал Антрес, разливая чай по чашкам. — Что они себе позволяют?

— Девчонка и правда дорога Родерику, раз он притащился за ее матерью, — задумчиво произнес император, стоя у клетки, в которой спал очередной тигр. Зверь тяжело дышал, и полосатая шкура висела на нем неопрятным мешком, словно была не по размеру. — Хорошо, что Кармелла еще была в состоянии выйти.

— Я люблю растягивать удовольствие, ты же знаешь, — ответил Антрес. — Хотя госпожа Алетт успела мне наскучить: перестала угрожать и все больше плакала… Однако для женщины у нее оказался весьма сильный характер.

— Но путнику на нее наплевать, — вздохнул император. — Я думаю, что вся эта затея с ловушкой в корне провальна. В этом и есть сила путников — они не привязаны ни к чему, ни к кому. Свободны, как ветер. В последнее время я часто думаю о том, что ошибся, выбрав не ту дорогу.

— Правда? — удивился Антрес. — Ты бы променял императорское величие на пыль под ногами и деревянный посох?

— Нет, — усмехнулся он. — Ты прав. Это именно то, что удержало меня. Власть — моя слабость, моя привязанность. Но, похоже, я не способен испытывать ее к другим людям.

— И ко мне? — уточнил некромант.

— Ты ведь не думаешь, что я сейчас открою тебе свои объятия? А потом мы вместе поплачем от любви друг к другу.

Антрес осклабился, продемонстрировав кривоватые клыки, и, отпив чай, вернул чашку на блюдце.

— Однако ты не можешь не признать, что выделяешь меня из остальных своих детей.

— Так и есть, — согласился император. — Хотя это странно. У анимага рождается сын-некромант. Ты — ошибка природы.

— Никакой ошибки, — поспешно отрезал тот. — Мать — водница. Вероятность родственной стихии оставалась.

— Совсем мизерная. Как у путника.

— Но они все же появляются на свет.

— Ты словно бы воплощение всего самого темного во мне, — продолжил император.

— Составь завещание, отец.

Император усмехнулся и, скрипя коленями, подошел к креслу. Охнув, сел в него и откинулся на спинку.

— И сколько я тогда проживу? Вряд ли дотяну до утра. Я знаю, на что ты способен, сынок, и не стану обрекать империю на такое.

Антрес задумчиво положил руку поверх паленого отпечатка ладони на подлокотнике.

— Тогда давай решим, что делать с Адалхардом, — предложил он. — Ты ведь не позволишь ему указывать тебе?

— Я не стану делать с ним ничего, — ответил император, устало прикрыв глаза. — И с его девочкой тоже. Только представь, в какой ярости он будет… Нет, я не хочу искушать судьбу. И ты уймись, Антрес, Адалхард мне нужен. Даже думать забудь.

— Тогда… Ведь могут быть другие дети путников, — предположил Антрес. — По наследственности хаоса у них выйдет или огонь, или анимагия. Я тут узнал, в академии есть один парень, без магов в роду. Джафри Хогер.

— Мастер хаоса, — кивнул император. — Анимаг. Я читал доклад. Вот только откуда ты это знаешь?

— Я его тоже читал, — не смутившись, ответил Антрес. — Что если у паренька тоже папаша путник?

— Или же какой-нибудь анимаг оприходовал его маменьку. Это куда вероятнее. Помню, когда я только прошел Лабиринт, то не мог пропустить ни одной юбки.

— Именно поэтому у тебя столько детей, — вздохнул некромант. — Составь завещание, отец. Я буду отличным императором. Зря ты боишься. Я люблю законы и чту их…

— Нет, — отрезал император.

Спина отчаянно чесалась под праздничным нарядом. Жуки, что ли? До чего он докатился. Просто старый пень, постепенно покрывающийся мхом. Возможно, ему было бы хорошо в императорском саду. Жирная земля питала бы его корни, ветер играл в ветвях… Посмертие анимагов, которое раньше пугало, все чаще казалось таким заманчивым…

— Я, если честно, больше не верю в успех затеи с ловушкой для путника. Но если ты хочешь попробовать использовать этого мальчишку, что ж… — задумался он. — Анимаг уровня мастера…

— Ты сможешь подпитаться его силой, — мгновенно понял Антрес. — Живая родственная энергия. И за ним точно никто не придет.

— Адалхард может приехать с ним вместе. Еще и Изергаста прихватит. Вон как они сегодня заливали. Мол, каждый студент важен.

— Анимагов хватает, — небрежно отмахнулся Антрес.

— Придумал, — довольно улыбнулся император. — Я приглашу всех. Устрою бал в честь студентов, которые выжили в Лабиринте. Пусть приезжает и Адалхард, и Изергаст, пусть и Рурка с собой притащат, если хотят. А потом мальчишка исчезнет.

— Никто не заметит в суматохе бала, — кивнул некромант.

— А еще позову всех, кто выслал прошения о браке с магичкой огня, — коварно усмехнулся император. — Щелкну Адалхарда по носу. Представляешь, Родерик, поправ все правила приличия, танцевал только с ней. Три танца подряд. Надо признать, смотрятся они хорошо. Сплошной огонь.

— Пусть немного побесится, когда его женщину попробуют отбить.

— А тот мальчишка-анимаг явно будет сопротивляться, — вернулся к прежней теме император. — Пусть он толком ничего не умеет, но мастер…

— Можем сразу сломать его контур, — предложил Антрес. — Позаимствуем методы ровных. Иногда они подают отличные идеи.

* * *

Родерик пронес маму через портал, а потом усадил в экипаж, который дожидался нас по ту сторону, в Фургарте. Она спала, и я смогла рассмотреть ее внимательнее: круги под глазами, лопнувшие капилляры на впалых щеках. Я взяла ее за руку и погладила шрам на запястье, ахнула, заметив отсутствие ногтя на мизинце.

— Мы все исправим, — пообещал Родерик, склонившись ко мне и накрыв мою ладонь своею.

Я бы поблагодарила его, но по-прежнему вынуждена была молчать. Однако сомнительные методы Изергаста, вполне возможно, оказались кстати. Я бы запросто наговорила лишнего, чего-нибудь такого, за что император точно приказал бы меня запечатать.