— Конечно, — Вера выпуталась из объятий и потянулась к чайнику. — С чем будешь — печенье, конфеты?

— С поцелуями. Они слаще всего!

Всю глубину опы, в которую Александр влетел, он осознал только сейчас.

Привычный, устроенный быт, дом, жена, уверенность в завтрашнем дне — все пошло прахом. Оказывается, он хорошо жил! Дни, проведенные в одиночестве на даче, когда ему впервые за много лет пришлось самому себе готовить, убедили в этом лучше всего.

Черт подери, сколько мороки оказалось с домашним хозяйством! Купи продукты, помой, порежь, свари. На выходе получишь гору испачканной посуды и хорошо, если что-то удобоваримое. После еды — опять грязная посуда. Поразительно, как быстро заканчиваются чистые тарелки и ложки. И приготовленная еда. Утром сварил суп — вечером надо готовить что-то новое, суп закончился! Круговорот какой-то. Интересно, когда Вера успевала? И как? Почему у нее всегда было первое, второе и компот или кисель? А на следующий день всё свежее? Впрочем, зачем ему это знать? Это — женская работа, обязанность, в конце концов. Не дело мужика вникать, как его баба всё успевает, главное, чтобы успевала.

Промучившись некоторое время, мужчина вспомнил о Женьке — пока он тут прозябает, она королевой живет в, между прочим, комнате его матери! Он в этой коммуналке всё детство провёл. Кстати, заботиться о родителях — дочерний долг, пора бы Евгении отдать хоть часть! Недолго думая, Александр собрался и нагрянул к дочери. Вот где поел всласть!

Комнатка, конечно, небольшая, соседи по коридору настаются, дети визжат — слышимость отменная. Зато туалет теплый, хоть и общий, Верка над ухом не зудит, и пожрать наготовлено.

Кстати о Верке — она его выгнала! Подумать только — выгнала и сразу привела какого-то мужика! Он, Александр, на ней женился, можно сказать, своё будущее похерил ради неё, а она — раз! — и выставила за дверь, как использованный веник. Разве плохо они жили? Работали вдвоём, дочь растили, дача, машина — всё, как у людей. Да, после того аборта Верка его к себе не подпускала, отдалилась, а до этого липла, как банный лист, вилась вокруг. Обиделась, что настоял на аборте? Откуда он мог знать, что тот пройдет с осложнениями? Вообще, была бы Верка поответственнее, беременность не наступила бы. Сама плохо предохранялась, это же бабское дело — заботиться, чтобы случайных детей не было. Спирали там, таблетки. Откуда ему знать, что лучше? Жена что-то принимала, он никогда не интересовался. Видно, забыла выпить или ещё что-то, в общем, это не его вина, что она залетела, так что, нечего дуться.

Посадила его на голодный паёк, пришлось перебиваться случайными «перекусами». Спасибо, что покладистые бабы не перевелись, выручали.

О том, что у Верки кто-то есть, Саша узнал накануне знаменательного дня, когда дочь сообщила им о скором замужестве и будущем внуке. Он глазам своим не поверил, увидев жену в компании какого-то мужика — у универсама, на Мичурина. Случайно там оказался в рабочее время и едва глаза не протёр, когда заметил Веру. Вышла из чужой машины, вернее, ей помог выйти мужик. Руку, блин, подал, как в кино каком-то. А Верка-то! Сияет, глаза бесстыжие не прячет, идёт, ни от кого не скрываясь. И воркуют — смотреть противно. И цок-цок — в кафе. Жена за столик у окна села, этот ей ещё стул отодвинул. А дальше он смотреть не стал — время поджимало, он же на работе, а не прохлаждается, как некоторые! Да и что тут смотреть, и так всё ясно. Поздравляю тебя, Сашок, с рогами!

Домой он вернулся злой, но ничего говорить не стал — за несколько часов мозгами пораскинул и понял, что скандал затевать ему не выгодно. Что он жене скажет? С другим видел? И что? Свечку он не держал, скажет — по работе. Потом, сам-то он — не ангел. Если рогами меряться, то у Верки его стараниями они тоже имеются, вполне вероятно — подлиннее собственных. И главное, ну, скажет ей, что видел, припрёт к стенке, сознается Верка — и что дальше? Разводиться? Куда он пойдет, мать комнату внучке завещала, а квартира принадлежит жене. Машина, правда, на него записана. И дача. Но это ерунда, зимой на даче жить не будешь.

При спокойном рассмотрении ситуации, он понял, что не хочет ничего в жизни менять. А что? Всё устаканилось, утряслось, он привык, прижился. Аня давно замужем и его не ждёт.

Он, конечно, по молодости шибко за ней убивался. Бегал, как щенок, в глаза заглядывал, а она не прогоняла, но и не подпускала ближе. Не то, что переспать, полапать её было страшно.

Александр вспомнил, как зыркнула на него Анна, когда он однажды, набравшись храбрости, полез ей под кофточку. Ожгла взглядом и ладонью по щеке. Не больно, что там силы в девичьей руке? Но обидно, да. Однако, он самолюбие засунул подальше, стерпел. Даже хорошо, что ударила, значит, не такая, значит, еще ни с кем.

— Руки распускать будет позволено только моему мужу после свадьбы, — отрезала девушка.

И он, дурак, решил, что это она ему намёк дала, мол, распишемся — тогда я вся твоя. Размечтался, с друзьями поделился — летом поженимся! Подработку взял, на шабашки соглашался, откладывая каждую копейку, хотел колечко золотое Ане на пальчик надеть. Застолбить, так сказать, пометить — моя!

Не успел, Верка первая подсуетилась.

Мужчина вспомнил, как пришел к Анечке. Как, запинаясь, рассказал, что его заставляют жениться. Думал, что она поддержит, скажет в ответ:

— Давай, завтра заявление подадим, я папу попрошу, он договорится, и нас быстро распишут, не надо будет ждать месяц!

А она пожала плечами и:

— Совет да любовь! На свадьбу не приду, извини.

И дверь закрыла. Он секунд десять глазами хлопал, таращась на оббитую вишневой кожей поверхность, прежде чем опять нажал на звонок.

— Молодой человек, прекратите преследовать мою дочь, — на этот раз вышла мать Ани, — или мне вызвать милицию?

Он пробормотал извинения и ретировался.

Следующий раз он смог подкараулить Аню только через несколько дней, у подъезда, но разговора не получилось. Встряхнув головой, отчего каштановые кудри рассыпались по плечам, девушка бросила на ходу:

— Привет!

И прошла мимо.

Ещё совсем недавно он мечтал, как они поженятся, как он переедет в трехкомнатную квартиру Солдатовых, как заживут, и вот — жизнь ткнула его носом, как нашкодившего щенка — в лужу. Не будет у