Сейчас он заснул легко, быстро. Вот только сам сон не очень радовал – привиделась жена. Она ходила по комнате, молодая, красивая, вовсе не похожая на ту, какой была перед смертью. Что-то рассказывала ему, а он не слушал – он любовался ею как в ту, здоровую еще жизнь. Последние ее месяцы были адом, не хочется вспоминать. Да и не надо. Она жива и он ее видит сейчас, слышит, это хорошо. Это правильно. Но он чувствует вину, за то что не увидел болезнь вовремя, не нашел врачей, лучше чем были, не обеспечил, не доделал…

Во сне его вина была везде, черной тенью она плавала вокруг, стелилась под ноги Полины, бросала жутковатые отсветы на ее лицо – то молодое, то внезапно высохшее, обтянутое сухой кожей. Аркадий Борисович вздрагивал и ворочался, плотнее укрываясь одеялом. Жена знакомым жестом откидывала назад светлые волосы и говорила, говорила что-то ему, доказывала, иногда кивая и глядя в глаза.

Напоследок она перекрестила его и неразборчиво зашептала. В глазах ее были скорбь и усталость, словно она что-то знает, но ничем не может помочь.

Снег за окнами кружился, перечеркивал отблески фар припозднившихся машин, закрывал землю слой за слоем, причудливыми белыми дюнами до ближайшей оттепели.

Третья супруга Федора Ильича тоже ворочалась с боку на бок, стараясь не потревожить мирно спящего мужа. Ее мучили мысли о сделанном заказе. С одной стороны, она была уверена – банк должен быть – для начала – Федин и ничей больше. С другой – Гольцу она плохого не желала. Лишь бы ушел. А лучше – уехал. Просто не мешал унаследовать ее сыну весь бизнес от отца – ничего больше.

В жизни жены Федора Ильича был только один важный человек – сын Мишка. Муж не так важен. Да и она ему… Понятно, третья жена, на двадцать лет младше, есть предыдущие и – как бы не было последующих. Последний год навевает нехорошие предчувствия, секретарша эта… Впрочем, этот вопрос она решит. Сейчас главная проблема – Аркаша. По всем бумагам, в случае чего оба компаньона наследуют половину банка, достающуюся от другого. А это решительно неправильно, поэтому Аркаша должен просто уйти. Недолго заказать его, но если его убьют, а потом вскоре умрет Федька – слишком все подозрительно. Ее будут трясти как наследницу всего банка, а это лишнее.

Она себя оценивала невысоко, если всерьез захотят расколоть – смогут. Тогда и Мишке может ничего не достаться.

Она встала и, стараясь не шуметь, пошла в гостиную. В очаровательной голове крутились довольно мрачные мысли. Включила телевизор и невидящим взглядом уставилась в экран. В героях включенного на середине безымянного детектива она видела не актеров, а их всех – пузатого лысого Аркашу с навечно залегшей морщиной на лбу, наполовину седого Федьку – частенько пьяного, шумного, как в анекдотах про новых русских. Мишку. Себя. Даже сложно найденного решальщика проблем – без лица и имени, просто некую аморфную фигуру, почему-то в дорогом костюме и галстуке в синюю полоску.

Она сидела и смотрела сквозь экран, а за окном шел снег: уже не кружился, просто ровной подрагивающей стеной опускался вниз.

С утра Петров понял, что план готов. Остались небольшие детали и несложная подготовка мизансцены, но это как раз было обычное и привычное дело.

Шансов поймать на глупом шантаже почти нет. Угрожать? Нечем. Перейдем к решительным действиям, раз уж так сложилось. Самого Гольца трогать нельзя? Да и не будем. Есть специально обученные люди в форме и без. Надо только дать им шанс проявить смекалку и выучку, оплаченную государством.

Вечером к Аркадию Борисовичу пришли с обыском. Вечно боявшийся попасть во внимание с какими-нибудь финансовыми проблемами, он растерялся. Но вопросы к нему были об убийстве, произошедшем сегодня утром. При чем здесь он? А вот записка, Аркадий Борисович, сигнал органам – в полицию и копия в комитет. Да, обычная бумажка, но мы расследуем убийство, поймите нас правильно. Доброжелатель, видите ли. Там номер вашей машины? Интересное совпадение…

Еще более странно стало, когда по дому пробежались вежливые, но тщательные парни. В куртке, висевшей в шкафу – неожиданно грязной, еще сырой и украшенной свежими бурыми пятнами, обнаружился нож. Тоже в крови и – поскольку был взят с кухни самого Гольца – с его отпечатками пальцев.

Аркадий Борисович сидел на кухне под внимательными взглядами двух товарищей в форме и одного в штатском. Гольца мутило. Сердце окончательно пошло вразнос. Много вопросов, но дело шло к аресту. Он попросил разрешения попить минералки и получил его. Петров, ранее наведавшийся к нему в гости, причем дважды, не стал изобретать велосипед. Кроме подброшенных улик неплохо пошло высыпанное в воду лекарство – хозяин же сердечник? Вот и прекрасно.

Федор Ильич узнал о смерти компаньона немедленно, позвонил знакомый полковник, с которым их связывала небескорыстная дружба. Разумеется, сердце. «Скорая» не успела. Да, обширный инфаркт – но на фоне дикого обвинения в убийстве. Аркаша утром поехал и зарезал ничем не примечательную женщину? Тихий бред… Но улики дома нашли, вот и не выдержал организм.

О-хре-неть. По-другому и не скажешь.

Федор Ильич глубоко задумался. Явная подстава, но чья? Даже больше спрошу – и для чего?! Банк остается полностью ему, по завещанию. Ничего не ясно. Ничего.

Петров вернулся домой в прекрасном настроении. Заказ выполнен, хоть и хитроумным способом. И без крови – по крайней мере, без крови самого Гольца. Как в когда-то прочитанной книжке про инквизицию – предать смерти без пролития крови. Красавцы, вот у кого учиться надо! Бабу эту утреннюю немного жалко, но она и удивиться не успела. Судьба такая. На записках его отпечатков нет, он даже в принтер бумагу вставлял в перчатках. Старая добрая бумага, никаких следов.

Он налил себе любимого вина и вышел с бокалом на лоджию. Широко открыл створки и закурил. Отличный день! И неплохие деньги – что немаловажно. Внутрь влетали снежинки, ветер приятно холодил лицо – пусть. Сейчас это только к месту.

Снег сплетался перед ним в узоры, словно сгущался из воздуха в нечто плотное, материальное. Уже не видно было соседнюю башню их жилищного комплекса – только тугой белесый ком перед окнами лоджии, из которого на него, кажется, кто-то смотрел. Да, точно! Женщина. Незнакомая и… неестественная на вид: правая половина лица обрамлена светлыми локонами, приятная и молодая, а слева