за ударной группой и оставался в прикрытии на случай, если бы объявился я. Но, в общем, нам нужен очень агрессивный новый план, потому что при таком обвесе бронеходов Саламанки мы теряем возможность вести оборонительные бои. Я бы еще смог что-то сделать один на один, но при атаке группы бронеходов шансов никаких.

— Вообще-то, у нас уже есть как раз такой план, — сказала Дани.

— Ну-ка, ну-ка.

Она развернула на столе карту-схему.

— Вот. Это скважина и добывающий блок, они находятся в ударном метеоритном кратере, так как там меньше бурить до нефти. Здесь трубопровод, и вот тут, в двадцати километрах, стоит нефтеперегонный комбинат. А вот дороги, и линии электропередач идут как раз вдоль них. Оба комбината питаются прямо от реактора, и линия электропередачи достигает почти полторы сотни километров. Нам не нужно уничтожать комбинаты, достаточно нарушить их снабжение энергией, и они сами остановятся.

— У них нет аварийного источника питания?

— Есть, но он питает только освещение, пожаротушение, вентиляцию и прочие аварийные системы. На то и аварийный.

Я почесал затылок.

— Хм… Только электропроводка чинится так же легко, как и разрушается.

— Ну это если провода перерезать, и только в одном месте. Если мы еще и столбы подорвем, да по всей длине — ремонт займет не один день. Но главное не это, а то, что наше покушение на линию электропередачи вынудит Саламанку защищать еще и их… По всей длине, понимаешь?

Я скрестил руки на груди.

— И мы сможем атаковать разрозненные группы противника?

— Верно. Мы сможем также атаковать и охрану ремонтных бригад, после чего прогоним рабочих и уничтожим их технику. А если Саламанка как-то все же починит линию — мы разрушим отремонтированное в самом начале до того, как он закончит ремонт в конце.

Пристально вглядываюсь в карту.

— Допустим. Какой у Саламанки запас топлива? Сколько он протянет без нефтеперегонки?

— Зависит от активности его действий, — ответила Дани. — Но в любом случае недолго. Мы планируем за несколько дней скопить оперативный запас топлива, а потом можно будет начинать. Я предлагаю уничтожить вот эту ветку электропередачи, отсюда и до сюда.

— Мало по длине, всего семьдесят километров.

Вмешался Антон.

— Но именно эта ветка питает только нефтеперерабатывающий комбинат и ничего больше. Уничтожение других линий оставит без света находящиеся рядом фермы и поселки, что чревато сильным недовольством населения.

— На войне как на войне.

— Да, — кивнул Антон, — только ты упускаешь один момент. Вот смотри, человек передал нам фотографии от самой столицы на попутках, и потому мы их получили и узнали про усиленного «Мародера». Если бы хоть один из этих людей был настроен против нас — не получили бы мы этих данных, и ты повстречался бы с бронированным противником нежданно-негаданно.

— Хм…

— Вот-вот. Потому-то я и говорю, что поддержка населения для нас играет важнейшую роль, мы не можем вызывать недовольство людей, если хотим победить.

— Резонно. Как вы умудряетесь получать топливо у Саламанки?

Антон ухмыльнулся.

— А это не мы. Это все фермеры, которые тоже за нас. Если фермер берет топлива чуть больше, чем ему нужно для себя — как это заметить? Никак. Когда Саламанка пытался ввести квоты, чтобы фермеры просто не могли отдавать нам лишку — перекрутил гайки, и фермеры взбунтовались. Ну как взбунтовались — написали коллективное письмо с кучей подписей, в котором сообщили, что обработают на столько меньше земли, на сколько меньше им дадут топлива. Ну а Меркадо, мир его праху, на совещании у Саламанки немного с цифрами подшаманил и показал, что производство продовольствия уйдет в минус, а покрывать нехватку импортом не получится, слишком дорого.

Я хмыкнул.

— Саламанка не догадался еще раз расстрелять нескольких фермеров?

Антон покачал головой:

— Принципиально иная ситуация. В первом случае фермеры отказывались продавать провиант, требуя отставки диктатора. Во втором — банальный закон причин и следствий, и Саламанка прекрасно понимал, что причина — он сам. Нет топлива — трактора стоят, поля не обработаны. Отказ кормить армию — это одно. Физическая невозможность производить еду — это физическая невозможность, и тут уже расстрелом ситуацию не исправить. Так что оставить нас без топлива у него не получилось. Правда, нам приходится пускаться на ухищрения, собирая с фермеров понемногу. И тут уже никак нам не помешать, потому что как ты отследишь использование топлива фермером? Особенно если отслеживающие сами в фермерстве нули? Вот так вот. Кстати, это еще одна ситуация, в которой мы опираемся на народную поддержку.

Я еще раз окинул карту взглядом.

— Нитки и булавки есть? Кажется, у меня появилась идея.

* * *

Мы выжидали дня три, выверяя все, что можно, и готовили бронеход, наваривая на него дополнительную защиту из титановых и синтолитных[1] пластин на кронштейнах. Получилась такая себе разнесенная броня, несколько увеличившая стойкость против оружия малых и относительно малых калибров. Не «Рейтар», конечно, но лучше, чем ничего, да и полегче ощутимо, всего-то тонны две. При том, что бронеходы Саламанки еще и вооружены тяжелее — я буду на несколько тонн легче и не превышу лимит, на котором случается поломка гусеничного движителя.

Общее настроение в городах осталось прежним, Саламанке не помогла видеозапись, на которой его бронеходы громят лагерь Муньеса, более того, по рукам среди народа пошла видеозапись с моего бронехода. Дошла она и до Саламанки, и со слов «своего человека внутри», который не имел власти и доступа, но мог наблюдать то да се, правительственные бронеходчики слегка приуныли, по крайней мере, молодые. Вероятно, им стал понятен разрыв в мастерстве. Как итог, встретить группу из четырех бронеходов стало и вовсе проблематично, минимальный состав вырос до шести машин, при этом в группе обязательно либо кто-то из «старой гвардии», либо «Черная Пантера».

Вредительство со стороны населения на качественно новый уровень не вышло, оставшись преимущественно моральным, но приобрело размах, и каждую ночь перечеркнутый номер «ноль-один» появлялся в удвоенном количестве взамен закрашенных по всей столице. В довершение всего муниципальные службы официально известили мэра, что не справляются с уничтожением граффити и более не намерены этим заниматься в ущерб своим прямым обязанностям. Ну а от мэра это узнал и Саламанка.

Вскоре к символике сопротивления — то есть перечеркнутому «нольпервому» — добавилась и символика ПЛА. И Саламанка оказался в окружении, пусть пока только символов восстания, а не восставших — но сейчас ему точно очень неуютно.

Антон провел еще больше работы: теперь отряды ПЛА буквально кочуют с базы на базу, и каждый день закладывается новая. На вооружение взяли методику ставить в покинутых или