— Нет, пожар — это чересчур! Ограбления вполне достаточно. Повесим на каких-нибудь революционеров — им преступлением больше, преступлением меньше… Декор и большую часть фонда надо сохранить. А вырученные средства пустить на ремонт.

Герои 1812 года смотрели на них сурово и, кажется, осуждающе. Однако Вера знала биографии некоторых из них и помнила, что они тоже служили Отечеству не всегда лишь теми методами, какие общественность одобрила бы.

Они вошли в голландский зал.

— Все это, разумеется, чрезвычайно цинично, — сказал Михайлов, разглядывая стену, плотно увешанную натюрмортами. — Но если мы не станем действовать решительно, еда в стране скоро останется только на этих гениальных, безусловно, и невероятно ценных полотнах. В следующем зале, например, подлинная «Юдифь» Джордоне.

Юдифь в разрезанном от бедра платье безо всякого усилия держала здоровенный меч и безмятежно улыбалась, попирая ногой голову голову Олоферна — который, впрочем, улыбался с тою же безмятежностью, что и сама Юдифь.

— И так красота ее пленила душу его, что меч прошел по шее его, — припомнила Вера библейский текст.

— Что она символизирует, эта Юдифь? — полюбопытствовал Михайлов. — Торжество любви над смертью или смерти над любовью?

— Полагаю, некое совместное торжество смерти и любви. Единство, так сказать, и борьбу противоположностей. Нет, «Юдифь» мы продавать не будем. Люблю ее. Знаешь что, Каин, пришли-ка мне список того, за что можно выручить хорошие деньги. Я сама отберу.

— Как скажешь, Верочка, — живо согласился Михайлов. — Только не стал бы я доверять курьерам такие документы. А вот если ты сама ко мне заедешь, мы могли бы все без спешки обсудить…

— Это вполне возможно, — улыбнулась Вера.

Она уже призналась себе, что домогательства Каина раздражали ее только первое время. Вера привыкла использовать привлекательность для достижения своих целей с разными мужчинами; уже бывало, что одного только дозволения поцеловать ручку оказывалось недостаточно. Зимой 1918 года, до приезда Андрея, она обходилась без прислуги и вынуждена была сама стирать белье в ледяной воде; близость с мужчинами доставляла ей примерно столько же радости. Нет, физически стирка требовала больше усилий, но перед бельем по крайности не надо было притворяться.

Возможно, именно потому, что от Михайлова с его внешностью сатира Вера ничего хорошего не ждала, она была приятно удивлена. Он не требовал изображения страсти, но умел сделать так, что изображать ничего и не требовалось. Все-таки умный мужчина умен во всем. После он признался, что заботиться не только о своем удовольствии его научила одна француженка. «Нам стоит поучиться у французов их прагматическому отношению и к любви, и к войне, и к деньгам», — сказал он тогда.

Они перешли из музея в дворцовую часть, в анфиладу парадных залов, каждый из которых поражал громоздкой, чрезмерной роскошью. Состояние помещений здесь было еще хуже. Явственно пахло плесенью.

— Давно хотела спросить, за что тебя прозвали Каином? За безжалостность в устранении политических противников?

— И за это тоже… Однако так поступают все, тут я отнюдь не в первых рядах. Политика никогда не вершилась по рыцарственным кодексам, знаешь ли. Полагаю, прозвище я заслужил иначе.

— Как же?

Михайлов вздохнул:

— Я имею наглость видеть вещи, на которые удобнее закрывать глаза. Это раздражает людей сильнее, чем братоубийство — оно-то как раз обычное по нынешним временам дело. Я ведь помню закат Империи и начало белого движения: полный отказ хотя бы попытаться понять реальное положение дел. Кровавый разгул атаманщины в Сибири покойный Колчак не поощрял, но и не пресекал, а просто делал вид, будто ничего этого нет. Врагом для него становился всякий, кто говорил, что так мы получим партизанскую войну в тылу, причем вести ее станут люди, у которых не было никаких причин любить большевиков — просто нас они возненавидят еще сильнее. Вовремя Колчак погиб, а Щербатов приехал и сумел сплотить вокруг себя прагматиков. Иначе болтаться бы мне в петле как предателю благородного белого дела. Существующему только в воображении господ офицеров, но петля от этого менее реальной не сделалась бы.

Михайлов говорил с улыбкой, но глаза его оставались усталыми.

Они дошли до малого тронного зала. Пунцовый лионский бархат, расшитый серебряными орлами, отходил от стен неряшливыми клочьями.

— Как же здесь все прогнило, — сказала Вера. — А в тебе, Ваня, я как раз и ценю умение видеть вещи, на которые удобнее закрывать глаза. Куда проще упорствовать в своих ошибках, чем признавать их и исправлять. Потому проект Новой Общественной Политики и встречает столько сопротивления… Даже Андрей не уверен, что мы можем теперь ее себе позволить, — Вера прикоснулась к плечу Михайлова. — Если бы не твоя поддержка, проект погиб бы, так толком и не родившись.

Они вышли в Гербовый зал. Из-за простора и огромных окон здесь плесенью здесь почти не пахло.

— На одну только позолоту этих колонн истрачено семь килограммов золота, — сказал Михайлов. — Ты не устала? Я с утра на ногах. Давай присядем вон на ту оттоманку. Полагаю, в изначальном декоре помещения ее не было, но и музейным работникам не чуждо ничто человеческое. Допустим, мы сыщем средства на реставрацию. Думаешь ли ты снова открывать музей для публики?

— Непременно! Как раз мой департамент готовит постановление о режиме работы музеев и художественных галерей. Теперь три дня в неделю входные билеты будут продаваться по десяти рублей, а два дня — по пятьдесят копеек. Дирекцию заводов и фабрик обяжут организовывать посещения музея для рабочих. Будем приобщать массы к искусству, это важная часть народного воспитания.

— Ты говоришь совсем как большевичка, Верочка, — улыбнулся Михайлов.

— Именно. Не стоит забывать, что риторика большевиков едва не привела их к победе. Я встречалась с генералом Вайс-Виклундом незадолго до его отъезда в Тамбов… он убежден, что большевиков мы одолели в основном благодаря удаче, хоть говорить об этом и не принято.

— Я так люблю твой ум, Вера, — сказал Михайлов вроде бы невпопад. — Прозвучит дешевым бахвальством, но ведь вокруг меня постоянно вертятся женщины, которые хотели бы женить меня на себе. Я не приписываю этого, разумеется, своим выдающимся мужским качествам, просто многие уже настолько оголодали. Почему же единственная женщина, на которой я действительно хотел бы жениться, раз за разом отказывает мне?

— В твоем вопросе содержится ответ, Каин, — Вера по-прежнему ласково улыбалась. — Если б я стремилась за тебя замуж, тебе бы это не было интересно… Однако ты что же, рассчитываешь, будто родство с начальником ОГП убережет тебя от расстрела или красного протокола, когда придет твоя очередь отвечать за наши провалы?

— Отнюдь… Скорее уж