был на охоте. В 1701 году был построен первый мост, в том же году, когда первоначальное название деревни, «Новый Даннич», было смело изменено на Данвич, что является более прямой отсылкой к прóклятой легендами деревушке на юго-востоке Англии (которая имела грязную репутацию из-за чёрной магии и пропавших без вести детей) до того, как в конце шестнадцатого века он был снесён судом Ойеров и Тёрнеров; но точность этой информации открыта для обсуждения. Сохранился и другой сомнительный слух (по сути, касающийся самого моста): брёвна из лиственницы, составлявшие его первую платформу для перехода, были привезены из недалекого леса, в котором ещё больше покумтаков были убиты из засады следующим поколением мужчин Данвича в 1719 году. Несколько самых симпатичных женщин были похищены, привязаны к деревьям в этом лесу и варварски замучены (с большим вниманием к их половым частям), так что их крики звучали с достаточной силой; следовательно, «приманка» в «ловушке» была поставлена. Когда воины предприняли то, что они считали спасением, ополчение Данвича ждало их с кремневыми замками, смолой, факелами и мушкетонами. Эта бойня привела к исчезновению племени покумтак в колонии Его Величества в Массачусетском заливе.

Тот факт, что в последующие годы более чем несколько данвичцев повесились на соединительных шипах моста, ещё больше подогрел легенду о его происхождении. Именно под этим мостом преподобный Эбиджа Ходли провёл первое в городе общинное крещение в 1746 году; и в той же воде, год спустя, сам преподобный пропал при странных обстоятельствах. Его тело после долгих насильственных действий было скормлено свиньям теми, кого некоторые считали местным «шабашем», во главе которого стоял некий Сайлас Эфриам Уэйтли, тёмный предок Уилбура и прямой представитель тех из клана Уэйтли, которые предпочли пуританскому обществу оккультизм, инцест и жёсткую изоляцию в ночь Ламмаса, День Святого Креста и День Всех Святых, даже на Пасху, Адвент и Йоль. В тёмное время суток на мосту изнасиловали изрядное количество девушек, женщин и даже несколько мальчиков; и более чем редко это происходило с захолустными проститутками (такими, как Сэри), которые посещали это место в виду своей торговли, но получали, как гласит пословица, немного «больше, чем они рассчитывали». На этом мосту также убивали людей в старину разбойники с большой дороги и случайные люди, страдающие злокачественными опухолями и другими болезнями головы. На мосту кастрировали троих мужчин; а одна женщина, жена фермера, выращивающего фасоль, по фамилии Сальтенстолл «...противостояла группе мужчин, когда они догнали её сзади, и впоследствии против её воли взяли её на мосту, который известен как мост Динз-Корнерс. Она незамедлительно и с чрезмерным насилием лишилась всей одежды и, таким образом, была принуждена к плотским забавам с более чем несколькими мужчинами, которых она не узнала; где затем её удерживали, в то время как несколько кричащих проклятий были привлечены к этой самой отвратительной сцене, которая заканчивалась только для того, чтобы начаться снова, чтобы участвовать в наиболее оскорбительном для Бога и отвратительном во всём Священном Писании, после многочисленных подстрекательств и побуждений, пока преступники кричали, восклицали от смеха и хлопали в ладоши в адском ликовании; после чего - ужасно передать! - эта женщина, благочестивая слуга Бога, была ножом порезана в её лоне, а затем - Господи, защити нас! - скальпирована в манере дикарей (хуже дикарей, так она и говорила), но речь шла не о волосах на макушке её головы, а о её лобковых волосах, которые были убраны под смех и веселье, достойных самого Люцифера, утренней звезды...» - говорилось в поданном уголовном иске с писарем и секретарём шерифа. Жертва, которую звали Чэрити Сальтенстолл, жила больше года после мучительного преступления, достаточно долго, чтобы выносить ребёнка, вызванного изнасилованием, девочку, которую назвали Мелани. Мелани, позже в нежном возрасте тринадцати лет, ступила на этот самый мост и перерезала себе горло от одного угла до другого, но только после того, как подожгла здание школы, в котором погибли пять её одноклассников. Погиб и её учитель, мистер Писли, в дневниках которого посмертно выяснилось, что Мелани соблазняла его на протяжении нескольких лет.

Множество других увечий, унижений и обезображивания и менее явных погромов также имели место на мосту или поблизости от него, большинство без каких-либо мотивов; и во время «охоты на ведьм», множество женщин (большинство из которых были совершенно невиновны) было сначала заклеймено знаком Спасителя на груди и интимных местах, а затем было сброшено в бурлящую воду внизу, призывая их к признанию. Учитывая всё это, неудивителен извечный шёпот старух у очага: мост и окружающий его лес были омерзительны и неизгладимы.

Уилбур, однако, не питал таких нелепых убеждений.

Но было бы более чем случайно отметить, что его первый поцелуй произошёл именно на этом мосту, и ощущение того, что губы Сэри так безоговорочно прижались к его губам, могло заставить его действительно плакать. Сердце Сэри - точнее, сама её душа - вращалось вокруг Уилбура так же верно, как луна вращалась вокруг Земли Бога. Впервые в жизни Уилбура встретили с непоколебимым принятием, а не отвращением; и это казалось больше, чем он мог поверить. Однако верьте, что он это сделал, поскольку преданность молодой женщины была настолько очевидна, что её подлинность не могла быть подвергнута сомнению. Не только его неестественный рост и шокирующий внешний вид, но и гораздо более сложные характеристики, так или иначе, наблюдались его юной любовницей. Например, присутствие его двадцати щупалец под рубашкой и змееподобная выпуклость хоботка, спускающаяся по левой штанине: эти черты наверняка привлекли внимание Сэри, так же как его нехарактерные гениталии и семя она уже заметила, но она не показала признака отвращения, шока или тревоги. И вот, в полдень тридцатого июля, они довольно горячо целовались под шатким деревянным навесом моста, в котором было лишь несколько отверстий, через которые мог поступать свежий воздух. Когда язык Сэри вошёл в рот Уилбура, он, не колеблясь, соприкоснулся с его собственным языком, который на самом деле был раздвоенным. Она даже застонала, когда устное расследование сделало это открытие, как будто нетипичность Уилбура усилила её возбуждение. Необходимо установить, что Уилбур не был, при любом толковании, интеллектуально проблемным, хотя большинство полагало, что он был связан с его деревенскими манерами, региональным разговорным языком и дефектами речи. Напротив, аспекты его отцовства в значительной степени позволили ему осмыслить длину, широту и глубину геометрических наук, квантового исчисления и присущих ему синтаксических систем, и, действительно, самые дальние границы даже самых комбинаторных математических тезисов -  даже до такой степени, что такие, как Вильгельм Готфрид Лейбниц и